Рожденные в завоеваниях
Шрифт:
Женщина задрожала сильнее, но не предприняла новых попыток вырваться.
— Есть и другие удовольствия, — сказала она, помедлив.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Ты не понимаешь, — она опустила глаза. — Я чуть не умерла во время родов, Затар. Какое удовольствие стоит смерти?
— А что за жизнь без удовольствий? — кайм’эра начал снимать перчатки и, хотя Л’реш знала, что это подразумевает, но ничего не сказала. — Иногда, в Центре Холдинга удается достать ликер, вкус которого так сладок для женщин, что они получают
Она обеспокоенно посмотрела на него.
— Именно его ты и дал мне?
Затар прикоснулся ладонью к ее гладкой щеке, очень нежно, наслаждаясь касаньем открытой кожи.
— Контрацепция, — тихо произнес он.
Ее глаза округлились.
— Ты собираешься сказать мне, что это незаконно, а я собираюсь ответить, что знаю это, — медленно произнес кайм’эра. — Ты хочешь напомнить мне про смертную казнь? Я уничтожил единственное доказательство.
— Как… — Л’реш все еще пребывала в шоке от его откровений.
— Нет ничего нелегального, для поставки чего не нашлось бы поставщика, и нет ничего, что не мог бы достать браксан. Неужели ты думаешь, что мы на Бракси можем себе позволить терять наших любовниц во время бессмысленных родов, и тем более — терять наших детей? Мы не такие варвары, хотя и играем подобные роли.
— Это рискованно?! — выдохнула Л’реш.
— Риск есть, — Затар поцеловал ее долгим и сладким поцелуем, наслаждаясь ее ответом. Если он догадался правильно, в женщине годами копилась жажда. — Скажи мне «нет», и я уйду, — предложил Затар.
Она только крепче прижала его к себе. Все потонуло в молчании, слова были не нужны, за них говорила страсть.
Его разбудило восходящее солнце.
Затар медленно встал, крайне осторожно, чтоб не задрожала кровать, на которой они очень быстро оказались, — или, точнее плетеное приспособление, которое у карвики сходило за кровать. Кожа на лице была стянута и будто высохла, и лорду пришло в голову, что он не смыл вчерашнюю косметику. Затар тихо поискал в комнате очищающее косметическое средство, намочил им тряпочку, лежавшую рядом с инкрустированной драгоценными камнями бутылочкой, и стер остатки белил с лица.
Л’реш пошевелилась, проснулась и посмотрела на него большими темными глазами.
— Ты уезжаешь? — мягко спросила она.
— Я должен, — Затар снова намочил тряпочку и подал женщине. — Мне нужно возвращаться на войну.
Л’реш закрыла глаза и позволила Затару стереть краску со своей кожи. Навряд ли белила вообще ей были необходимы, лицо было также бледно.
— Мне хотелось бы, чтоб ты не уезжал, — прошептала женщина.
Затар поцеловал ее.
— Мне тоже, — сказал он. Сожаление было искренним.
Затем Л’реш притянула его к себе и на короткое сладкое время война перестала иметь значение.
Красное солнце поднялось выше и его свет вначале приблизился, потом омыл их обоих. Довольный Затар какое-то время лежал на спине,
— Однажды мне пришло в голову, как поразительно глупо мы поступали, — тихо сказал Затар. — Природа гарантирует плодовитость. Способные к деторождению существа производят потомство. Бесплодные существа не производят. А мы, самодельные боги, осквернили этот закон.
Л’реш взяла его руки в свои; разве есть прикосновение более чувственное, чем это?
— Четверо детей, — задумчиво произнес он. — Ни меньше. И ни при каких обстоятельствах ни больше. После того, как чувство долга удовлетворено, женщины нашей расы находят альтернативы рождению детей. Точно четыре отпрыска на человека, двое и, надо надеяться, ни больше, умирают от чумы, может, еще один — на войне. Если бы мы просто дали природе идти своим заведенным порядком… — он сжал ее руку. — Но тогда наш вид бы закончился.
Л’реш кивнула и опустила глаза. Затар был прав и было больно признавать это.
— Если не заставлять тех, у кого возникают проблемы с выполнением обязанностей… — тихо произнесла она.
— То мы определенно вымерли бы. Теперь мы сильнее и многочисленнее, нет необходимости поддерживать такую политику. Нужно подходить к этому по-другому, — Затар погладил лицо женщины, провел рукой по ее волосам. — Здесь на кон поставлено большее, чем мое собственное удовлетворение. Я не хотел этого говорить, но это так.
— Тогда почему ты не хотел говорить?
— Потому что мы — эгоистичные люди и польза для всего нашего класса, предположительно, не должна перевешивать удовольствия отдельного человека.
— А-а, — тихо произнесла Л’реш. — Еще одна центральная традиция.
— Боюсь, что это браксанская традиция, — Затар взял ее за подбородок и повернул лицом к себе, чтобы женщина взглянула на него. В уголках глаз прятались слезы. — Роди мне ребенка, Л’реш. У меня есть планета рядом с Военной Границей, более чем подходящая для человеческого обитания. Я построю тебе Дом, равный этому, и пришлю тебе мастеров со всего Холдинга. Я дам тебе в тысячу раз больше красоты и удовольствия на Границе, чем может предложить любое другое место. Роди мне живого ребенка, и я обеспечу тебя контрацептивными средствами до конца жизни.
Это был подкуп. Как долго Л’реш страдала, как отчаянно мечтала найти решение? Готова ли она еще раз рискнуть собственной жизнью, чтоб более полно жить всю оставшуюся?
Хозяйка отвернулась, ее мысли витали где-то далеко и через минуту нерешительно кивнула.
— Если останешься на вторую половину дня, — прошептала Л’реш. В ее голосе послышался намек на плач.
Кайм’эра подумал, что это было лучшее предложение, чем можно передать любым речевым режимом.