Рождённый под чужим небом
Шрифт:
Видя зажёгшийся в глазах Сирины интерес, Васса улыбнулась и продолжила:
— По наступлению девяти лет от своего рождения каждый дивий, коли захочет, вправе пройти Испытание. Таков наш обычай.
— А если не захочет? — тут же спросила Сирина.
— Такое случается крайне редко, — Васса перестала улыбаться. — Дивья не накажут, но у него никогда не будет собственного меча, его не станут учить стрельбе и он не сможет прикоснуться к огненному посоху. К тому же, ни одна порядочная дивья не захочет связать свою жизнь с таким…ущербным!
«— Надо
— Суть испытания проста: ребёнка оставляют далеко от родных пещер. Одного. С ножом и запасом воды на два дня. А он должен добраться до дома или до другого места, обговоренного заранее. Сам, без чьей-либо помощи.
— Ничего себе… — прошептала Сирина.
— Наш мир суров, — ответила Васса. — В нём нет места слабым.
— И Дарен…он тоже может проходить Испытание?!
— Хоть его и признал Храм Четырёх Стихий, но он дивий по духу, а не по крови. Так что может конечно, но не обязан и никто его упрекать не будет, если не захочет. Если же захочет, то его желанию никто не сможет препятствовать.
Они проговорили до самого вечера. После Дарена, разговор плавно перешёл на обсуждение кройки и шитья платьев из паучьего шёлка. Что в Лесу, что в Подлесье женщины остаются женщинами, поэтому данную тему никак нельзя было оставить без внимания.
Мелодичный перезвон, вновь раздавшийся в воздухе, прервал затянувшуюся беседу. Это пришёл Абаш, дабы сообщить гостье о начале пира.
Выйдя на улицу, Сирина тихонько ахнула. Там стоял огромный, длиной не меньше чем в полста шагов стол, сооружённый из десятка более мелких. И чего на нём только не было! Пауки печёные, жареные, томлёные, фаршированные, отбитые и в собственном соку! С травами, перчёные, солёные, залитые кислым соусом и пивом. Рыба варёная, жареная, солёная и сушёная! Брусника и холодика, пиво светлое и тёмное, пенное и беспенное.
Казалось, что все запасы, которые у них были, дивьи выставили на стол. Рассевшись, по своим местам, первым делом выпили за добравшийся караван, а затем все живо набросились на еду. Сквозь дружное чавканье и хруст костей, Сирина едва услышала тихий голос Вассы.
— Не удивляйся. Мы целых две седьмицы готовились к встрече. У нас на Заставе редко случаются праздники. Оттого и веселье такое.
Зычно рыкнув, призывая всех к порядку, со своего места поднялся Абаш. В руках он держал доверху наполненный кубок.
— За брата моего Рурха, за гостью нашу Сирину, пьём до дна!
— До дна! — радостно рявкнули дивьи и все как один, мужчины и женщины, приложились к кубкам.
— А где дети? — покончив с пивом, шёпотом спросила у целительницы Сирина.
— Дома у кузнеца сидят, — ответила та.
Сирина почувствовала, как кто-то прошёлся по её ногам. Едва сдержавшись, чтоб не вскочить со своего места, она посмотрела вниз. Об её сапоги тёрся здоровенный, с человеческую голову не
«Сторожевой! — смекнула Сирина, разглядев на покрытой серыми волосками спине белый крест. У боевых он был чёрного цвета.»
Паук опять потёрся об ноги и требовательно посмотрел на неё четырьмя парами своих красных глаз. Признаться, зрелище было жутковатое. Недолго думая, Сирина отломила кусочек рыбы и швырнула вниз. Паук схватил его жвалами на лету, смачно хрустнул и шустро перебирая лапами, скрылся под столом.
Абаш опять поднялся. Теперь, дабы привлечь к себе должное внимание, ему пришлось крикнуть так, что жалобно зазвенели сталактиты.
— За тех кто пал!
За столом тут же воцарилась тишина. Дивьи которые только что оживлённо болтали, стараясь перекричать друг друга замолчали как по команде. На разгорячённых, уже начавших темнеть от выпитого лицах, исчезли улыбки. Выпили молча.
— Второй кубок должен быть выпит в честь павших, — пояснила Васса, обращаясь к Сирине.
Лесная воительница ничего не ответила, лишь задумчиво кивнула. Странные всё-таки дивьи создания! Иногда посмотришь на них и кажется, что совсем как люди! Разве что лицом черны, да живут под землёй. А вот другой раз, как сейчас, глянешь и понимаешь — другие они.
Между тем, тишина за столомстояла недолго. Вначале что-то сказал один дивий, затем другой и вот, через несколько мгновений, говорили уже все. Со всех сторон неслись здравницы, лилось рекой пиво, а под стол на радость паукам летели мясные ошмётки.
— Песнь! — гаркнул Абаш и стукнул кубком об стол, да с такой силой, что брызги аж до Сирины долетели.
— Песнь! Песнь! Песнь! — подхватили остальные дивьи и тоже застучали кубками. Те же, кто набрался больше остальных, даже ногами затопали.
На противоположном конце стола встал дюжий дивий. Коренастый и широкоплечий, с грубыми, словно высеченными из камня чертами лица, он чем-то походил на обросший мхом валун.
Прочистив горло, он поднял обе руки, призывая собравшихся умолкнуть. Как только шум немного утих, дивий открыл рот и неожиданно красивым и глубоким голосом запел. Сирина не понимала всех слов, поскольку пел он на стародивьем языке, который она знала плохо, но мелодия её заворожила. В ней слышался свист ветра, плеск морских волн и шуршанье вынимаемой из ножен стали.
Васса, сидевшая рядом с ней, склонила голову и начала переводить на лесное наречие:
— Подадим руки друг другу,
сцепим крепко наши пальцы,
песни лучшие исполним,
славные споем сказанья.
Затем целительница отхлебнула из своего кубка и быстро прошептала: «Это старинная песнь нашего народа. В ней триста куплетов и рассказывает она о двух великих героях».
— Будем мы во тьме сражаться,
На скале мы будем биться!