Рождер Вест и скаковая лошадь
Шрифт:
— Лайонел, я хочу с тобой поговорить.
— Это бесполезно. Ты прекрасно знаешь, какова она. С ее стороны это не было пустой угрозой. Но если только она посмеет хоть пальцем тронуть Шустринга, я…
— Молчи! — рявкнул полковник. — Ты сам не понимаешь, что мелешь! — Он решительно распахнул ворота стойла и вошел.
— Великий боже, мальчик, неужели ты воображаешь, будто я не понимаю, что ты переживаешь? Но в то же время мне понятно и отношение твоей матери. Она ненавидит лошадей так же сильно, как мы с тобой их любим, и тут ты ничего не сможешь поделать, потому что в известной мере она права. Лошади разорили твоего отца, и они разорили меня. Ты, может, думаешь, что мне нравится
— Продать… — начал было Лайонел и, казалось, поперхнулся.
— Это единственно разумная вещь. Мне кажется, Гейл купит его или, по крайней мере, найдет покупателя.
— Через два года Шустринг приобретет для меня состояние.
— Если бы ты знал, сколько раз твоя мать слышала эти самые слова от отца, тебе было бы понятнее, как она переживает, — вздохнул полковник, его голос звучал менее резко.
— Не возлагай слишком больших надежд на одну лошадь, Лайонел. Я ж знаю, что Шустринг у тебя вырос из жеребенка, я знаю, что ты в него вложил свою душу, я знаю, что ты его считаешь лучшей спортивной лошадью в мире, но может случиться так, что Шустринг победит всего лишь раз в каких-то малозначительных соревнованиях, максимум два-три раза… Таков закон. Мне ли его не знать? Любой человек, любящий лошадей, непременно бывает уверен, что ему удалось-таки отыскать чемпиона, но такое случается всего лишь раз в четыре-пять лет и нет оснований полагать, что именно ты окажешься счастливчиком. Продай его, Лайонел. И тогда ты будешь совершенно уверен, что твоя мать не сделает ничего такого, что навсегда воздвигнет между вами непроходимый барьер. И на некоторое время у тебя хватит средств зажить самостоятельно. Если бы это не было так близко от нее, я бы посоветовал тебе начать работать с Джоном Гейлом. Он мне недавно говорил, что очень трудно найти жокеев, которые трудились бы не столько ради денег, сколько из-за любви к лошадям… Будь благоразумен, возьми за Шустринга хорошие деньги, пока это еще возможно, потому что действительно может случиться так, что в один прекрасный день ты придешь сюда и обнаружишь, что твоя мать-таки отравила лошадь! Не доводи до этого дело, это было бы настоящей трагедией!
— Я приму меры для того, чтобы ничего подобного не случилось, — горько сказал Лайонел, — я его на этих днях отведу в конюшни Гейла, он там останется месяца на два, на три, сколько потребуется.
— Мне думается, Джон Гейл даст тебе за него тысячи две наличными, — сказал полковник.
— Я вовсе не продаю Шустринга, пора бы это понять! — снова рассердился Лайонел. Он подошел к седлу, висящему на стене, и снял его.
— Я составлю себе состояние на этой лошади. Похоже, ты не видишь, что он обладает решительно всем.
Он довольно резко бросил седло на спину лошади, и та запротестовала, оскорбленная таким непривычным для нее обращением.
— Спокойно, старина, — стал успокаивать ее молодой человек, — мы скоро отсюда уйдем.
Он принялся седлать лошадь, а полковник внимательно следил за каждым его движением, невольно любуясь красавцем-конем.
ГЛАВА 2
СМЕРТЬ ЛОШАДИ
Кэтлин Рассел сидела на пуфике перед огнем, который горел так же ярко, как в гостиной в Фолей-Холле. Она посмотрела на сестру, обхватила руками
— Я ставлю на Джона.
— Ну, довольно! — оборвала ее Дафния, но без всякой злобы. Она по-прежнему походила на фарфоровую куклу, хотя сидела, свернувшись в уголке большого глубокого кресла по другую сторону камина.
Кэтлин была на два года моложе сестры, но выше и крупнее, хотя ее ни в коем случае нельзя было причислить к рослым женщинам. Сразу было видно, что они сестры, их лица раскраснелись от жара, они обладали простотой и сердечностью, которая привлекла Джона Гейла к Дафнии. Может быть, потому, что как раз внешне это ей не было свойственно.
Гейл сидел гораздо дальше от огня, возле его руки, на маленьком столике, находился стакан с бренди, длинные ноги вытянуты к камину.
— А я ставлю на Шустринга, — заметил он.
— Дорогой, тут нельзя действовать опрометчиво, — вздохнула Дафния, — наши дела не блестящи. Если в этом году ты потеряешь тысячу фунтов, мы вылетим в трубу, не так ли?
— Авось застрянем!
— Я говорю совершенно серьезно. Ты же первый всегда уверял, что у нас недостаточный капитал, чтобы заниматься сомнительными операциями. Ты прекрасно знаешь, что если ты займешься тренировкой Шустринга для Лайонела Фолея, он не сможет с тобой расплатиться. Пройдет несколько месяцев, прежде чем лошадь сможет выступить на бегах, и даже если она и победит, то сначала никакой прибыли не будет. Максимум несколько сотен фунтов, которые надо поделить между тренером и владельцем!
— Мы уже женаты семь лет и тебе до сих пор не довелось жить без куска хлеба и без кровли над головой, — напомнил ей Гейл. — Ну, а поскольку лошадь появится у нас уже после Рождества, то рождественский ужин тебе обеспечен.
— Ты несносен, когда у тебя такое настроение, — притворно рассердилась Дафния, — ох, по всей вероятности, Кэт права, ты все равно поступишь по-своему. Но…
Кэтлин и Гейл продекламировали в два голоса:
— …потом не говори, что я тебя не предупреждала.
Они принялись хохотать все трое, но тут раздался звонок
у парадной двери. Горничная пошла отворить ее. Они услышали голоса, потому что узенький холл сразу примыкал к этому кабинету, который одновременно служил и столовой. Один из голосов принадлежал мужчине. Вскоре дверь отворилась, и горничная доложила:
— Это мистер Лайонел Фолей.
Дафния подняла руки вверх, показывая, что она безоговорочно капитулирует и спустила вниз поджатые ноги. Кэтлин вскочила с пуфика и оправила платье. Она даже ухитрилась бросить на себя взгляд в зеркало, висящее над камином, и провести руками по пылающему лицу в надежде уничтожить излишний жар.
Гейл пошел к двери.
— Хеллоу, Лайонел, входите!
— Не посчитайте, что у меня сдали нервы, — заговорил Лайонел. — Но я хотел бы с вами поговорить, если вы найдете для меня пять минут.
Он прошел за Гейлом в комнату, увидел в первую очередь Дафнию, затем Кэтлин. Он им слегка поклонился.
— Добрый вечер.
— Хеллоу, — мистер Фолей, — ответила Дафния. — Мне кажется, вы не знакомы с моей сестрой Кэтлин, не так ли?
— Нет…
Он смешался, потом улыбнулся и вторично поклонился:
— Как поживаете?
Он более внимательно посмотрел на девушку, и создалось впечатление, что на какое-то мгновение она заставила его позабыть о всех своих неприятностях, но уже через минуту он искал глазами Гейла.
— Что вы будете пить? — спросил тот.
— Э-э, виски с содовой, благодарю вас, — ответил Лайонел и сразу же разразился несвязной речью:
— Я оставил Шустринга снаружи. Скажите, нельзя ли его отвести сразу в конюшню? Если, конечно, найдется свободное стойло…