Рождер Вест и скаковая лошадь
Шрифт:
Он окончательно растерялся и неловко замолчал, глядя с несчастным видом на Дафнию, как будто бы предполагал в ней своего противника. У Дафнии на лице появилось изумленное выражение. Кэтлин с трудом сдерживала улыбку. Только Гейл остался совершенно невозмутимым.
— Да, конечно,
— Я уезжаю на пару недель в Лондон, это только что выяснилось, — пустился в объяснения Лайонел. — Так что за ним просто некому ухаживать. Может быть, мне сразу же его устроить в конюшне?
— Я пойду вместе с вами, — сказал Гейл. — Он подмигнул Дафнии и Кэтлин,
— Ну, этот знает, чего хочет.
— У меня неприятное чувство, что на Джона производит впечатление то, что Лайонел принадлежит к здешней знати, — покачала Дафния головой, подходя к маленькому бару, чтобы смешать себе коктейль.
— Мне необходимо что-нибудь выпить… И потом Джон воображает, что имя Фолеев еще что-то значит в мире конских бегов, в то время как в действительности оно равнозначно сплошным неудачам. Ну, да ладно, будем надеяться, что в конечном итоге все закончится благополучно. В крайнем случае, затея Джона обойдется нам в стоимость содержания одной лошади…
— Скажи, эта лошадь действительно стоящая? — поинтересовалась Кэтлин, раскрывая сумочку, чтобы напудрить лицо.
— Я как-то не уверена, думает ли Джон на самом деле так или же ему просто хочется так думать. Но внешне этот Шустринг весьма красив. Впрочем, самые красивые лошади очень часто заканчивают дистанцию последними. Дорогая, здесь много гримировки, желания пустить пыль в глаза. Лайонел принадлежит к обедневшей аристократии — у него озлобленная мать и огромный дом, который, разумеется, уже столько раз закладывался и перезакладывался, что они не в состоянии потратить на приведение его в порядок ни одного пенни. И полковник Мэдден, положение которого не лучше. Он живет в коттедже для садовника, потому что они с сестрой действуют друг другу на нервы.
— Что за ерунда такая! — пробормотала с рассеянным видом Кэтлин, занятая в данный момент приведением в порядок своего лица.
Дафния улыбнулась.
— Уж если быть вполне откровенной, то после смерти жены полковник все время заводит себе молоденьких приятельниц, которые остаются у него на ночь. Леди Фолей не потерпела бы такого безобразия в своем доме, вот он и перебрался в садовый коттедж. И дочь свою он забрал из Фолей-Холла. Впрочем, она и сама ненавидит его запустение.
— Знаешь, а мне этот полковник понравился. И даже очень, — с сожалением произнесла Кэтлин.
— Он всем нравится. Джон уверяет, что он превосходно вынюхивает всякого рода сплетни и слухи, касающиеся беговых лошадей, и таким образом добывает себе средства для существования… Все это довольно трагично и сложно для Лайонела.
— Мне его жалко, он выглядит таким беспомощным.
— Как раз этого-то я и боюсь, — вздохнула Дафния. — Но так или иначе, мне приходится улыбаться и разыгрывать из себя гостеприимную хозяйку. Знаешь, пригласим-ка мы его обедать с нами, хотя он, наверняка, не останется.
—
Когда через десять минут мужчины вернулись, у Лайонела был менее пришибленный вид, а Джон грубовато-добродушно заявил:
— Попроси Дорис принести еще один прибор, дорогая. Я пригласил Лайонела разделить с нами обед.
— Ты ведь не думаешь, что ее милость попробует что-нибудь сотворить с Шустрингом, пока он находится у нас? — обеспокоенно спросила Дафния у мужа. Она сидела перед туалетным столиком и накладывала себе на лицо кольдкрем, а Гейл переодевался в пижаму с белыми и голубыми полосками.
— Я вижу, тебе никак не избавиться от этой мысли! Конечно же, нет! Не говоря уже о том, что она ничего не сможет предпринять. Пока здесь у нас находится Сильвер, в конюшне ночью всегда дежурят двое конюхов, и они не впустят туда не только человека, а даже собаку.
— Надеюсь, что ты прав, дорогой.
— Знаешь, пойду-ка я дам им дополнительные инструкции исключительно ради того, чтобы ты выбросила из головы эти романтические бредни о злобных, одержимых и изобретательных матерях и о разочарованных юнцах! — весело ответил Гейл. — Сказано — сделано! Я пошел…
Он юркнул в постель, забрал у нее из рук баночку с кремом и поставил ее на стул.
— Ну, моя маленькая женушка, это время самим небом предназначено для…
— Ради бога, не забывай, что Кэт в соседней комнате!
— Да, дорогая, — ответил Гейл с притворной покорностью. — Видимо, совершенно случайно она пялила за столом глаза на Лайонела Фолея. Она еще совсем, совсем маленькая…
— Глупости! Если бы мне показалось, что появилась опасность такого рода, я бы незамедлительно отослала назад все ее пожитки. Нельзя сказать, что мне не нравится Лайонел Фолей, но у него же в кармане никогда не водилось более двух пенни. Это не находка для нашей Кэтлин… Кто сегодня дежурит?
— Эта неделя Картрайта… и, если не ошибаюсь, твоя! — подкусил жену Гейл.
На следующее утро, в начале седьмого, Джон Гейл был уже в конюшне и разговаривал с Дженкинсом, старшим конюхом, и со стариком Картрайтом, который только что сменился с дежурства. Другие парни водили своих подопечных по двору, лошади то и дело вскидывали головы и выглядели замечательно в прохладном утреннем рассвете.
Картрайт, очень пожилой опытный конюх, доложил, что ночь прошла спокойно, и ушел.
— Когда вы думаете их сегодня погонять по корду? — спросил Дженкинс. Он был слишком высоким для бывшего жокея, достигая Гейлу до плеча, невероятно худой, с таким изможденным лицом, как будто оно было вырезано из дерева и столетиями темнело на открытом воздухе под воздействием солнца, ветра и дождя.
— В половине восьмого, как всегда. Вы, часом, не посмотрели на нового рекрута?
— Смотрел, — безразличным тоном протянул Дженкинс.
Гейл усмехнулся:
— Разве он вам не понравился?