Рождественская ночь. Рассказы и стихи для детей

Шигарова Юлия

– Няня, а Ангелочки уже прилетели?

– Прилетели, прилетели, родной мой. Будь паинькой, как я тебя учила, а то они улетят и ёлочку назад к Боженьке унесут.

При этих слова Анна Николаевна сделала нетерпеливое движение и резко заметила:

– Ты, няня, рассказывай детям сказки когда-нибудь в другое время, а не за столом.

– Да нешто это, барыня, сказки? Я им только сказала, чтобы чинно себя вели, а то ёлки не получат.

– Получат или не получат – это моё дело! – перебила её Анна Николаевна. – А Ангелы-то тут при чём?

– Как при чём? – обиженно спросила старуха. – Известное дело, что в сочельник Ангелы Господни промеж хороших людей летают и милость Божью разносят. Кто чего хочет,

то от Господа и получает. А детям одна радость – ёлка да гостинцы, больше им ничего не надо. Вот Боженька им эту радость через своих Ангелов и посылает, ежели они хорошо себя ведут, – наставительно докончила няня, гладя Митю по головке.

– Мама, мама, Ваня плисол! – радостно вскрикнула Соня, увидев через полуоткрытую дверь проходившего по коридору брата.

– Ну, пришёл так пришёл. Чего же ты кричишь-то? – раздражённо сказала Анна Николаевна и, обращаясь к вошедшему через минуту в столовую пасынку, сурово спросила: – Где ты был? – и, не дожидаясь ответа, добавила: – Ты бы хоть немножко почище оделся по случаю праздника. Гостей хотя и нет, а всё же следует быть поприличней. Посмотри, на что ты похож? – И она брезгливо указала на его короткую, всю в пятнах куртку.

Юноша густо покраснел.

– У меня ничего другого нет, всё уже износилось, – ответил он, глядя в тарелку.

– А твои репетиции? Ведь ты зарабатываешь больше двадцати рублей в месяц.

– Я почти всё отдаю вам, – тихо сказал Ваня и исподлобья с упрёком посмотрел на мачеху.

Анну Николаевну уколол этот ответ, и она, больше ничего не сказав, отвернулась к детям.

– А я у Вани видела больсую кальтину, – сказала вдруг Соня, нарушая наступившее тягостное молчание. – Она лежала на полу, и Ваня всё по ней лязными каляндасиками водил; больсая-плебольсая! – протянула девочка и, оттопырив свои розовые губки, добавила: – Ваня всё от меня двели запилял, а я всё виделя, виделя.

– Что это, ты живописью забавляешься? Поздравляю. Хорошее занятие для ученика восьмого класса, у которого выпускные экзамены на носу! – с иронической улыбкой протянула Анна Николаевна.

Ваня ничего не ответил и низко наклонил голову над тарелкой. Он привык к враждебному отношению к себе мачехи, но сегодня ему было особенно тяжело выслушивать эту колкость. Его приподнятое, радостное настроение сразу исчезло, сердце болезненно сжалось, и перед мысленным взором его снова предстали грустные картины недавнего детства и юношества. Не испытавший нежной материнской ласки, Ваня рос в семье, как чужой. Отец его любил, но, занятый службой, редко был в кругу семьи. Энергичный, деятельный и вечно занятый крайне ответственными инженерными работами, он не баловал детей особенной нежностью и к Ване относился, как и к прочим детям, спокойно и сдержанно. Но как радостно билось сердце Вани, когда отец, заметив несправедливое отношение к нему мачехи, ласковыми словами старался его утешить. Но это случалось не часто. Время шло. Из необщительного, забитого ребёнка Ваня стал юношей, сознательно относившимся к своему положению в семье. Обращение мачехи не сделалось лучше, хотя он и старался не давать ей повода высказывать своё недоброжелательство. Всегда почтительный и вежливый, он спокойно переносил её резкости, что, видимо, ещё более раздражало её.

Но вот умер отец. Условия жизни Вани и всей семьи круто изменились. Роскошная обстановка, обширный круг знакомых, весёлая, беззаботная жизнь – всё это исчезло как по мановению волшебного жезла. Отец ничего не оставил семье, кроме маленькой пенсии, которой еле-еле хватало на то, чтобы не умереть с голоду. Из большой богатой квартиры Анна Николаевна с семьёй перебралась в крошечные четыре комнатки, и тут началась новая, полная горя и лишений жизнь. Ване тогда пошёл восемнадцатый год.

Видя тяжёлое положение семьи, он разыскал

себе репетиции и из заработанных денег стал платить за своё учение в гимназии и мачехе за комнату, которую занимал. Анна Николаевна вначале решительно отказалась брать от Вани эту плату, но потом скрепя сердце согласилась принять эту помощь от нелюбимого пасынка. Ваня усердно работал и с нетерпением ждал окончания курса гимназии, мечтая о поступлении в технологический институт. Заветной мечтой его было стать на ту же дорогу, по которой шёл его отец. Он поставил себе целью восстановить материальное благосостояние своей семьи, разрушенное преждевременной смертью отца, и, торжествуя нравственную победу над ненавидящей его мачехой, прекратить этот многолетний гнёт вражды. Ему больно было выслушивать незаслуженный упрёк Анны Николаевны, но он скрыл обиду и, почтительно поцеловав руку мачехи, по окончании обеда ушёл в свою комнату.

Анна Николаевна посмотрела вслед уходящему пасынку и, пожав плечами, молча встала из-за стола. Милочка тяжело вздохнула и перебралась от стола на свой любимый диван; няня, шепнув что-то на ухо детям, поспешно увела их в детскую. Грустное, подавленное настроение овладело Анной Николаевной. Она долго ходила взад и вперёд по комнате, видимо не замечая ни убиравшей со стола служанки, ни неподвижно сидевшей на диване Милочки. Её мысли опять устремлялись в прошлое, и снова, помимо воли, восстанавливалась в памяти прежняя счастливая и беззаботная жизнь с мужем. Весёлый и приветливый, несмотря на то, что всегда был обременён работой, муж её умел вселять во всех жизнерадостное настроение.

«Какая поразительная разница в характерах между отцом и сыном! – подумала Анна Николаевна, представляя себе молчаливого, необщительного Ваню. – Должно быть, пошёл в мать!» И снова чувство ревности, когда-то так сильно ее мучившее, шевельнулось в её сердце. Она круто повернулась и хотела идти в свою комнату, как вдруг над самым её ухом раздался голос Вани.

– Мамаша, Милочка, пойдите в мою комнату. Я там детям сюрприз приготовил. Соню и Митю нужно позвать скорей, – заторопился он и уже совершенно растерянно проговорил: – Я им ёлочку, маленькую ёлочку приготовил и уже зажёг.

– Ты?.. Детям ёлку?.. – как бы не доверяя своим ушам, спросила Анна Николаевна и с удивлением на него посмотрела.

Он поднял на неё свои серые глаза и, виновато улыбнувшись, тихо ответил:

– Да, я. Но скрывал от вас, хотел сюрприз сделать детям.

Анне Николаевне не верилось, что неуклюжий, суровый и, как ей казалось, равнодушный к семье юноша приготовил подобный сюрприз. А Ваня уже бежал в детскую и громко кричал:

– Соня, Митя, Боженька вам ёлку послал. Идите скорей в мою комнату! – И снова помчался назад за сестрой и мачехой, которых уже застал у своих дверей.

Небольшая комнатка Вани была чисто им самим убрана. Стол и стулья отодвинуты к стене. Посреди комнаты, вся сверкая огнями, стояла небольшая нарядная ёлка.

Вбежавшие дети с восторгом смотрели на неё и, радостно хлопая в ладоши, весело повторяли:

– Боженька нам ёлку послал. Боженька добрый!

Милочка, забыв своё горе, радостно бросилась к подошедшему брату и с любопытством спросила:

– Ванюша, скрытный, скверный, да когда же это ты успел всё купить и приготовить?

– Я и ещё кое-что успел приготовить, для тебя и мамы, – сказал он, видимо смущаясь. – Соня, это тебе, – говорил он, подавая девочке большую нарядную куклу с белокурыми длинными локонами, вызвавшую самый бурный восторг Сони. – А это тебе. – И он подал Мите высокую, на колёсах лошадку, на которую мальчуган сейчас же и уселся, погоняя её и бросая на сестру победоносные взгляды храброго ездока. – Смотри, Соня, не подходи близко к лошади, а то раздавит! – крикнул Ваня и, делая вид, что очень её боится, прижался к стене.