Рождественская шкатулка
Шрифт:
Без четверти шесть Кери разбудила меня. Мы умылись, переоделись и втроем спустились в столовую Мэри. Там изумительно пахло ростбифом с подливой и свежеиспеченными булочками.
Столовая была просторная, убранство — типично викторианское. На полу лежал многоцветный персидский ковер. Между ним и стенами оставалось место, где блестел безупречно натертый паркет. В центре комнаты стоял массивный прямоугольный обеденный стол, накрытый белоснежной кружевной скатертью. С потолка свисала большая венская хрустальная люстра, освещавшая стоявшую на столе
У восточной стены располагался сервант, за стеклами которого виднелась старинная фарфоровая посуда. Противоположную стену занимал камин. Он несколько отличался от камина в гостиной — панели по обе стороны были из более светлых пород дерева (хотя их тоже украшала прихотливая резьба). Камин был сложен на старинный манер: вытяжная труба не пряталась в стене, а, наоборот, выступала и тянулась до самого потолка. Очаг и пространство за ним покрывали белые и голубые изразцы. По обе стороны от камина стояли стулья из орехового дерева с резными «готическими» спинками и сиденьями, обитыми волосяной тканью.
Мэри встретила нас в дверях и поблагодарила за то, что составили ей компанию.
— Как я рада, что вы пришли пообедать со мной! — сказала она.
— Не стоило так хлопотать из-за нас, — сказала Кери.
Но Мэри была хозяйкой высочайшего класса и не считала званый обед удавшимся, если он не требовал предварительной подготовки.
— Мне это не доставило никаких хлопот, — вежливо возразила она.
Мы почувствовали себя как в королевском дворце. Впервые нам предстояло есть с фарфоровых тарелок, украшенных золотом в двадцать четыре карата.
— Прошу садиться, — пригласила Мэри, кивнув в сторону наших стульев.
Мы сели, ожидая, когда же сядет и она.
— Перед едой я всегда молюсь, — сказала Мэри. — Вы помолитесь со мною?
Мы склонили головы.
— Дорогой Господь, благодарю Тебя за изобилие, явленное нам Тобой в эти благословенные предрождественские дни. Особо благодарю Тебя за новых друзей, которых Ты привел ко мне. Благослови же их в их нуждах и желаниях. Аминь.
Мы подняли головы.
— Какая прекрасная молитва, — почти хором сказали мы с Кери.
Мэри сняла салфетку с корзинки, где лежали горячие булочки, и положила по одной нам на тарелки. Затем наполнила водой наши хрустальные бокалы, после чего принялась раскладывать еду.
— Как вам понравились ваши комнаты? — спросила Мэри. — Вы перевезли все свое имущество?
— Да, — ответил я. — Хватило одной поездки.
— А на чердаке достаточно места? Боюсь, там все слишком плотно заставлено.
— Что вы! У нас не много мебели.
Я откусил еще кусочек упоительно вкусной булочки.
— У вас на чердаке хранятся замечательные вещи.
— В основном это приобретения Дэвида, — улыбнулась хозяйка. — Мой муж сочетал в себе бизнесмена и коллекционера. Дела заставляли его ездить по миру, и из каждой поездки он обязательно что-нибудь привозил. Своей коллекции он посвящал почти все свободное время.
Меня охватило любопытство.
— Видите вон ту Библию? — Мэри указала на тяжелый фолиант в кожаном переплете, лежавший на столике из черного лакированного папье-маше, украшенного жемчугом. — Ей больше двухсот пятидесяти лет. Дэвид особенно ее любил, — с теплотой в голосе сообщила Мэри. — Он купил ее в Англии. Коллекционеры называют ее греховной Библией. В первом тираже наборщик допустил ошибку и в Книге Исхода, в седьмой заповеди «Не прелюбодействуй» пропустил слово «не». [5]
5
Исход, 20:14.
— Какая прискорбная оплошность! — рассмеялась Кери.
Ее замечание заставило рассмеяться и миссис Паркин.
— Да. После обеда, если интересно, можете полистать эту Библию. Британская корона обвинила издателя в небрежении и оштрафовала на триста фунтов.
— Представляю, каково было бедняге издателю, — сказал я. — Триста фунтов в те времена — целое состояние.
— Думаю, с помощью коллекционеров он быстро компенсировал затраты и, возможно, даже получил прибыль, — лукаво улыбаясь, продолжала Мэри. — А в гостиной, где состоялась наша первая встреча, есть экземпляр французской Библии с картинкой на переднем обрезе книги. Еще там изумительная акварель со сценой рождения Иисуса, что было большой редкостью в те дни. На чердаке лежит шкатулка, которую Дэвид купил для этой Библии, однако книга так красива, что мне жаль держать ее в шкатулке.
— Рождественская шкатулка, — произнес я.
Мэри удивилась тому, что я, молодой человек, знаю про такие вещи.
— Да. На ее крышке — изумительная гравюра со сценой Рождества. Богоматерь с Младенцем как живые.
— Значит, я видел эту шкатулку. Очень красивая.
— Но она не французская. Скорее всего, шведская. В скандинавских странах умели делать замечательные шкатулки. Когда Дэвид покинул этот мир, мне неоднократно предлагали продать его коллекцию Библий. Я согласилась. Продала все, кроме четырех. Одну подарила церкви, а с тремя другими просто не смогла расстаться. Дэвид так радовался их приобретению, так дорожил ими.
— И где же третья Библия? — спросил я.
— В маленькой гостиной, примыкающей к моей спальне. Я постоянно читаю эту Библию. Узнай об этом ретивые коллекционеры, они бы обезглавили меня за такое обращение с раритетом. Но та книга имеет для меня особую важность. — Мэри перевела взгляд на Дженну. — Впрочем, довольно о прошлом. Расскажите лучше о вашей очаровательной трехлетней малышке.
До сих пор Дженна сидела смирехонько и ковыряла в своей тарелке. Великолепие столовой потрясло ее не меньше, чем нас.