Рождественский кинжал

Хейер Джорджетт

– Кто наследник? – требовательно спросил Стивен.

Блис выглядел оскорбленным, а Мотисфонт пробормотал что-то о соблюдении элементарных приличий. Однако инспектор поддержал Стивена и сказал, что тоже хотел бы знать, кто является наследником.

– Здесь указаны две суммы. – Блис обвел взглядом собравшихся. – Мисс Паула Хериард получает пятнадцать тысяч фунтов; мистер Джозеф Хериард – десять тысяч. Все остальное состояние, включая дом и поместье, переходит к мистеру Стивену Хериарду безо всяких условий.

Минуту в комнате было тихо. Стивен повернул

голову и пристально посмотрел на дядю.

– На кой черт вам это понадобилось? – сердито сказал он.

Даже Блис выглядел удивленным. Хемингуэй наблюдал за молодым человеком с интересом знатока. Джозеф сказал:

– Не мне, старина, а Нату. Я только помогал ему...

– И подбили его оставить состояние мне, так я полагаю!

Дикие, насмешливые ноты в голосе Стивена заставили Мотисфонта раскрыть рот. Инспектор переводил взгляд с жесткого лица Стивена на озабоченное Джозефа и ждал.

– Стивен, я не могу слышать, как ты говоришь о Нате! – простонал Джозеф. – Ты же знаешь, кем ты был для него! Мне не надо было его подбивать! Он всегда этого хотел. Я только убедил его, чтобы он написал нормальное завещание.

– Это очень мило с вашей стороны, Джо! – сказал Мотисфонт, не в состоянии сдерживать себя. – Не каждый так поступил бы на вашем месте.

– Дорогой Эдгар, надеюсь, вы не считали меня злобным чудищем из сказок!

– Нет, но я мог бы предположить... Вы же брат Ната, в конце концов! Всего десять тысяч! Никогда бы не поверил!

Джозеф улыбнулся одной из своих странных улыбок:

– Боюсь, для меня это слишком большая сумма. Я никогда не умел обращаться с деньгами. Можете назвать меня непрактичным старым дураком, но я чувствовал бы себя неловко, если бы Нат оставил мне больше.

Его точка зрения была такой необычной, что никто не смог ничего ответить. Спустя некоторое время Блис откашлялся и спросил, желает ли инспектор просмотреть бумага его покойного клиента.

Джозеф вздохнул:

– Если вы должны, значит должны. – Плечи его поникли. – Меня ужасает мысль, что в бумагах бедного Ната будут копаться!

– Не вижу в этом никакого смысла, – скривил губы Мотисфонт. – Они наверняка не прольют света на убийство.

– Кто знает, сэр, – сказал Хемингуэй вежливо, но твердо.

Однако содержимое стола Ната не представляло особого интереса. Очевидно, Натаниель был методичным человеком, – все его бумаги были аккуратно сложены. Нашли письмо от Паулы, датированное ближайшим месяцем. Беспорядочный почерк Паулы покрывал четыре страницы, но, за исключением обиды на дядину скупость – он не согласился немедленно поддержать творения Виллогби Ройдона, – в письме не было ничего, что говорило бы о ее враждебном отношении к старику. Все остальные личные письма не имели никакого отношения к делу, и, просмотрев их, инспектор перешел к деловой переписке, которую разбирал Блис. С точки зрения Хемингуэя, эти бумаги не представляли большого интереса. Пока он пробегал их взглядом, Блис изучал несколько документов, которые были вложены в один конверт. Он быстро взглянул в сторону Мотисфонта и молча положил их перед

Хемингуэем.

– А! – сказал Мотисфонт с легким смешком. – Кажется, я узнаю свою руку! Могу предположить, что это!

Хемингуэй не обратил внимания на его замечание. Он взял стопку и начал читать первое письмо.

Оно, очевидно, было составлено в ответ на запрос о дополнительной информации и в выражениях слишком осторожных для того, чтобы инспектор мог понять сущность сделки, которую заключила фирма Хериарда и Мотисфонта. К нему был приколот грубый план ответного письма Натаниеля. Он изобиловал такими выражениями, как «ослиная чушь», «на такой риск пойдет только «сопливый писун» и «наглость, способная даже бревно довести до инфаркта». Во втором письме Мотисфонт довольно резко писал, что его компаньон отстал от века и уже слишком давно отстранился от дел, чтобы осознать веление времени и уцепиться за любую возможность получить прибыль.

Четвертое, самое короткое и последнее письмо в связке, было тоже копией, составленной рукой Натаниеля. В нем с сокрушительной категоричностью заявлялось, что «это дело» должно быть немедленно прекращено. Было ясно, что, хотя в последние годы Натаниель мало участвовал в делах фирмы, носившей его имя, он пользовался правом вето, что не допускало никаких возражений.

Инспектор отложил эти бумаги в сторону и продолжил было просмотр уменьшающейся стопки, но Мотисфонт, снова невесело рассмеявшись, сказал:

– Я вижу, это моя переписка с мистером Хериардом по поводу китайского дела. Вы, без сомнения, хотите знать, в чем его суть, инспектор!

– Не сейчас! – встрял Джозеф. – Момент совсем неподходящий.

– Так, значит, Нат рассказывал вам об этом?

– Бог мой, нет! Нат слишком хорошо меня знал! Я, конечно, в курсе, что у вас были некоторые разногласия...

– Я не возражал бы против того, чтобы прояснить все сейчас или в любое другое время.

– Хорошо, если вы так хотите, сэр, в чем же дело? – согласился Хемингуэй.

Мотисфонт глотнул воздуха:

– Моя фирма – это частная компания – занимается торговлей с Восточной Индией.

– Каков характер компании, сэр?

– Это частная компания с ограниченной ответственностью. Акции делятся между Натаниелем Хериардом, Стивеном Хериардом и мной.

– В какой пропорции?

– Натаниелю Хериарду принадлежали семьдесят процентов, мне – двадцать, а Стивену – десять. Когда Хериард удалился от непосредственного участия в делах, я стал генеральным директором.

– А вы, сэр? – Хемингуэй обернулся к Стивену.

– Меня это мало касается. Мне подарили долю, когда мне исполнился двадцать один год.

– В деле были только Натаниель и я! – подтвердил Мотисфонт. – Ну, он более или менее отошел от дел несколько лет назад, и все вел я сам.

– Что вы понимаете под «более или менее», сэр?

– Менее, – усмехнулся Стивен. Мотисфонт подчеркнуто не заметил реплики молодого человека.

– Думаю, все, кто знал Натаниеля, не могут отрицать, что он был диктатором по натуре. Он не мог не вмешиваться...