Рождество для Измененной
Шрифт:
— Я тебе сейчас покажу правила генетики, — процедила она, и в её голосе он уловил искренние сожаления о том, что силы у неё далеко не те, что раньше.
— Беатрис, я уверен, что для тебя это безопасно, — Сэт, поднял руки вверх, с трудом сдерживая смех. Стопроцентной уверенности у него не было, но он всерьез опасался за сохранность коттеджа и его интерьера. — И не стоит браться за свечи! Мы же не хотим спалить дом?
— Платит все равно Хартман, — ухмыльнулась Беатрис, взвешивая в руке медный узорчатый подсвечник, — ты до сих пор не научился врать, профессор, а переводить темы у тебя получается отвратительно!
Сэту
Он поцеловал её раньше, чем она успела выразить свое возмущение. Раздражение и боевой настрой Беатрис явно шли на спад, уступая место другим эмоциям и желаниям, которые нравились ему значительно больше.
— Ты невероятно сексуальна, когда сердишься, — произнес он, когда оторвался от ее губ.
— Пусти! — яростно сообщила она, упираясь ладонями ему в грудь. Её злость как рукой сняло, но сдаваться Беатрис не умела. — Терпеть не могу, когда ты так делаешь!
— Ты тоже не умеешь врать, — рассмеялся Сэт, и тут же снова стал серьезным. — Извини за то, что не сказал о такой возможности. Я и сам почти ничего не знаю о особенностях новой расы… и своих в том числе.
Беатрис коротко фыркнула, по-прежнему не желая сдавать позиций.
— Извиняться тебе придется долго.
Сэт улыбнулся, понимая, что ему удалось добиться перемирия. Он подхватил её на руки и понес в спальню, где извинялся долго и со вкусом. Когда она заснула — обессиленная, но явно довольная его методами просить прощения, Сэт убавил свет торшера до минимума и ещё долго смотрел на спящую Беатрис. В ворохе подушек и покрывал она выглядела настолько беззащитной, что казалось страшным представить, сколько ей пришлось пережить. Шрам, оставшийся на лице, который она успешно прятала под челкой, не шел ни в какое сравнение с теми, что зарастали на её сердце. Он не мог отвести от неё взгляда, а когда к ним на постель с требовательным мурчанием пришел рождественский подарочек для Авелин и Энтони, Сэт быстро пересадил его со спины спящей Беатрис поближе к себе. Котенок довольно заурчал, устраиваясь рядом, а он вспоминал каждый миг, проведенный рядом с ней.
После его звонка Беатрис согласилась на встречу, но он не знал, чего ему ожидать. Слова Авелин о том, что у него есть шанс, вселяли в Сэта надежду, но даже сила и уверенность измененного не помогали избежать нервозности. Они договорились встретиться в Санкт-Петербурге, и Сэт до сих пор переживал свое первое ощущение от встречи с ней в летнем кафе. На ней было светлое платье в цветах, перехваченное поясом на талии, босоножки и легкий браслет на тонком запястье. Ему показалось, что она похудела и в глаза сразу бросилась челка, которой не было раньше.
Беатрис шагнула к нему, обняла и поцеловала в щеку, и за привычной напускной уверенностью, граничащей с наглостью, Сэт увидел надлом, от которого ему стало не по себе. Она призналась, что не ожидала его звонка и не пыталась скрыть удивления. Они провели весь день вместе, рассказывая друг другу все с момента их расставания.
Вечер, плавно переходящий в ночь, они закончили в одной постели, и с тех пор почти не расставались.
Сэт не знал, что думает о нем Беатрис. Временами ему казалось, что он в плену собственных иллюзий не замечает того, что она просто позволяет себя любить и быть рядом с ней. Она не говорила о чувствах, но Сэту были и не нужны слова. В каждом её прикосновении, ласке или доверительном разговоре он видел ответ, и тогда тусклая искра надежды разгоралась костром внутреннего света.
Рядом с ней он учился человечности и нежности. Привязанность переросла в нечто иное, и как бы это не называлось, Торнтон не хотел расставаться с Беатрис. Такое чувство возникло у него впервые. Наука отошла на второй план, и новые привычки сменили прежние. Сэт не оставил желания разгадать тайну происхождения измененных, но стал гораздо более осторожным. У него была Беатрис, которую он ни за что не стал бы подвергать опасности по собственной воле. Он сам, его кровь могли стать как новой ступенью в эволюции человечества, так и смертельным оружием.
Сэт согласился помогать Беатрис в поисках Сильвена и постоянно задавался вопросом, стала бы она искать его? Ревности он не испытывал, по крайней мере, ему хотелось в это верить. Сильвен долгие годы был семьей и ангелом-хранителем Беатрис и Авелин, и не раз помогал им, в том числе и самому Сэту. Его загадочное исчезновение тревожило Беатрис, да и ему самому казалось странным. Зачем измененному, а возможно уже и человеку, скрываться ото всего и ото всех? Наверняка, на то были веские причины. Возможно, помощь сейчас нужна самому Сильвену.
Торнтон прилагал все силы, чтобы найти хотя бы какую-либо зацепку касательно его или Дэи, но пока что их старания ни к чему не привели. И Сильвен, и его Лорелея**** исчезли, словно никогда не существовали, будто их двоих поглотили воды Рейна.
Возможно, они решили насладиться друг другом, оставив прошлое в прошлом, но Беатрис продолжала искать. Снова и снова сталкиваясь с её упорством в своем стремлении найти его, отчаянием и разочарованием от напрасной надежды, Сэт и сам испытывал странную смесь сожаления и потерянности. Он понимал, что пока Беатрис не успокоится и не научится жить настоящим, у них ничего не получится. Но он готов был ждать столько, сколько потребуется, и пройти этот путь вместе с ней.
Сэта разбудил дневной свет. Снег искрился на солнце — белый, ослепительно яркий, до рези в глазах, по стеклу уже бежал легкий морозный узор: становилось холоднее. Он осторожно выбрался из постели, чтобы не разбудить Беатрис, отыскал взглядом деловито вылизывающегося Подарочка, улыбнулся.
Умывался Сэт прохладной водой, что помогло проснуться окончательно. Одевшись, он направился на кухню, с которой уже тянулся яркий аромат какао. У плиты хозяйничал Энтони, колдуя над туркой, Авелин устроилась за столом с пакетом сладостей. Сам он чувствовал себя немного неловко после того, что произошло вчера, но влюбленные и словом не обмолвились об их с Беатрис вчерашнем ляпе, поэтому он решил отложить тему извинений.