Рождество или Библия волшебника

Грэм Артур Дж.

— Это небольшое побочное явление, — улыбнулась девушка, — скоро всё пройдёт. А пока советую немного поспать.

Она вышла из спальни, закрыв за собой дверь. Свечи погасли. Кирилл, не имея возможности даже головой повернуть, заснул.

Глава четвёртая

Вероника Швайцтаг. 1933-1993

В этот день…

«Всему своё время, братишка. Всему своё время. Сначала — дверь»…

Ефросиния Давыдовна много лет проработала в городской

больнице. Сидя за дежурным столом, женщина отвечала на телефонные звонки, каждый день разносила пациентам таблетки, и многим помогала пройти в туалет…

Сегодня она даже пожертвовала своим днём рождения, но вышла на работу, заменяя приболевшую подругу. Ефросиния Давыдовна, конечно, не знала, что порог больницы она переступила в последний раз…

* * *

— В любом случае, Агафья Ивановна, — где-то далеко Катя услышала совершенно незнакомые голоса, — лучше ей об этом пока не говорить.

— Доктор, кажется, пациент начал приходить в сознание, — к постели девушки подошли несколько человек в белых халатах.

— Проследите за общим состоянием, — пожилой мужчина со стетоскопом на шее посмотрел Катины зрачки.

Всё было будто в тумане: палата, врачи, капельницы, банты, привязанные к шкафу, другие больные.

— Ефросиния Давыдовна, — произнёс другой доктор, — пусть она отдохнёт.

Полненькая медсестра ввела что-то в капельницу, и Катя, почувствовав усталость, снова уснула.

* * *

— Не волнуйтесь, с Вашим ребёнком всё в порядке.

— Что? — Катя открыла глаза. Возле неё сидел парень. Он был похож на медбрата, если не обращать внимания на его лицо, намекающее на недалёкость. За окном было уже темно.

— Я говорю, с ребёнком Вашим всё в порядке. Мы провели полное обследование. Плод не пострадал.

— Какой плод? — девушка приходила в себя.

— Как какой? Ваш малыш.

— Больной, покиньте женское отделение, — раздался суровый голос дамы, входящей в палату.

Парень вскочил и, подмигнув, выбежал.

— Как Вы себя чувствуете? — дама расставляла на тумбочке возле Катиной кровати какие-то лекарства.

— Да, нормально, кажется, — приподняла она голову. Та предательски гудела. — А кто это был?

— Это Евлампий. Больной, гуляющий по больнице. Не обращайте внимание.

— Хорошо, — Катя снова положила голову на подушку, взяв в руку край любимого банта. Хотела, было, повернуться на бок, как вдруг почувствовала тяжесть на ноге. Приподняла одеяло и увидела на ней гипс.

— Вы ещё хорошо отделались, — дама прохаживалась по палате, рассматривая больных, — перелом, сотрясение мозга, наезд на велосипеде, аборт, авария, изнасилование. И всё на льду… Да. Такой у нас, врачей, юмор. Думаю, завтра вечером мы сможем Вас выписать. Да не тебя, Клавка!

Одна из больных хотела встать и начать собираться.

— Я сказала,

не тебя!

Но больная не слушала. Она встала и оттолкнула даму в белом халате.

— Мне нужно купить тельняшку Спиридону! — хрипнула та.

Катя перевернулась на бок, спиной к спорящим. Она смотрела на коридор через открытую дверь, где всё время куда-то спешили люди в белых халатах и валенках.

— Я через час зайду. Проверить, выпили ли Вы все свои лекарства, — на выходе произнесла дама. Клавка, тебе особое приглашение!

Она вышла, забрав с собой шум и резкие вибрации. Катя снова перевернулась на спину, стала разглядывать грязный потолок и пыльные плафоны. Снова к голове подступил сон. Под звук переливающегося лекарства в капельнице девушка заснула.

* * *

Громкий храп, раздающийся со всех сторон, отогнал сон куда-то очень далеко. В палате было уже темно. За окном медленно падал снег на фоне светящегося где-то неподалёку фонаря. Катя села на кровати. Под горло подкатывался комок, всё ещё кружилась голова.

Девушка спустила с кровати сначала одну ногу, потом вторую, помогая руками поставить загипсованную ступню на пол.

Капельница была уже отсоединена.

Больная, не спрашивая разрешения, «одолжила» тапочек у какой-то храпящей старушки, и, медленно двигаясь, направилась в коридор. Лекарства решила не пить. Тоже мне! Самолечением решила заняться. Профура. Грязные стены, кое-где облупившаяся краска. Недалеко стоял стол с включенным телевизором. Вокруг никого не было, если не считать сопения, долетавшие из разных палат. Девушку пробирала лёгкая дрожь, а холод заставил кожу из обычной превратиться в гусиную — гускина дочь.

— Простите, где здесь туалет? — Катерина увидела за столом Ефросинию Давыдовну, дремавшую дежурную медсестру, опустившую голову на ладони.

— Я прошу прощения. Но где здесь туалет?

Катя ещё раз легонько дотронулась до дежурной, но та не отреагировала. Прикоснулась снова, но уже сильнее, — реакции ноль. Тогда взяла ручку, лежащую на столе, и ткнула прямо в плечо ту, которая когда-то давала клятву Гиппократа.

Руки дежурной перестали держать её голову, и та с грохотом ударилась об стол. Катя с ужасом смотрела на мёртвое тело дежурной, спина которой была в крови.

Девушка сделала шаг назад и закричала. Голос разлетался по коридору, отталкиваясь от стен, превращаясь в эхо. Она кричала изо всех сил, прислонившись к стенду с названиями лекарств и правилами гигиены для полости рта и подмышек.

Катя набирала полную грудь воздуха и снова выдавливала его, превращая в очередную порцию криков.

Вбежала в палату № 24 и остолбенела: две девушки её возраста были… повешены. Верёвки, обвязывающие их шеи, висели просто в воздухе, ни к чему не прикрепляясь. Такая же картина была и в палате № 26. И № 27.