Розмысл царя Иоанна Грозного
Шрифт:
Заблюда трижды перекрестился на образ и с опаской поглядел на царя.
— Дозволь!
— Реки!
— Слух идёт — Вяземской-князь с Куракой-Унковским и Тёмкиным под короля литовского надумали отдаться.
Пряслов сердито фыркнул.
— По то и Бабаку воля, что чмутьяны с Литвой взяли его под свою окаянную руку.
Рожков отстранил Пряслова и, погрозив Заблюде, пытавшемуся что-то сказать, строго наморщил лоб.
— Не милы нам, царь, князь-бояре, да не обессудь:
Грозный жалко усмехнулся.
— Выходит — в земских спасение?
— Да и не в Вяземских!
— Так в ком же?! В ком?!
На другой день, во время сна, были задушены Вяземский, Тёмкин и Курака.
Иван-царевич по-отцовски приподнял острые плечи и раздражённо махнул рукой.
— Аль при мне блудить тебе не сподручно, что всё норовишь на охоту меня спровадить?
Параскева обвила руками вздутый свой живот н обиженно вздохнула.
— Извёлся ты, господарь, в думках нечистых, а вины яз за собой не ведаю.
Прищуренный взгляд едко скользнул по её лицу.
— Все-то вы, Соловы, бабы распутные!
И, багровея, больно вцепился в руку жены.
— Не зрел яз нешто, как ты вечор в оконце батюшке кивала?!
Через силу сдерживаясь, чтоб не избить жену, он выскочил в терем брата.
Фёдор сидел за мраморным столиком и, высунув кончик языка, безучастно пересыпал с руки на руку горсть сверкающих камешков.
В углу, на медвежьей полости, сладко спал Катырев.
Увидев возбуждённого брата, царевич потихоньку оттолкнулся к краю столика и, будто вспомнив о чём-то, суетливо подошёл к боярыне.
Но Иван не обратил внимания на Фёдора и, вызвав стольника, приказал подать вина.
Через дощатую переборку слышно было, как Параскева сдушенно стонет и шепчет проникновенно молитвы.
— Блудная девка! — зло скривил губы Иван, вырывая у вошедшего стольника мушерму и ковш.
За окном шептались о чём-то увядшие листья. Небо супилось, собирало угрюмо-свинцовые брови свои. Над лесом клубилась грязная ткань тумана. В сенях гулко отдавались шаги дозорных.
Вдруг Иван приложил к уху ладонь.
— Отец! — узнал он шаркающую походку Грозного и дробные постукивания посоха.
И тотчас же из светлицы Параскевы донёсся ворчливый голос:
— Ужо недосуг и принарядиться для меня! У-у, мымра!
Параскева застенчиво закрыла руками полуобнажённую грудь.
Неслышно поднявшись из-за стола, Иван на носках подошёл к двери и чуть приоткрыл её.
— Убери ты брюхо кобылье! — уже громко прикрикнул царь.
Сноха что-то забормотала, оправдываясь,
Слабый голос женщины, смущенье её, вздутый живот, трепетно колеблющиеся груди и нервное дыханье пробудили в Грозном чувство гадливости, непостижимо смешанное с каким-то животным томлением.
Не отдавая себе отчёта, он вплотную подошёл к Параскеве.
— Бесстыжая! Ты бы ещё нагой встретила царя!
Иван ворвался в светлицу.
— Не займай, отец!
Грозный оттолкнул плечом сына и назло ему облапил сноху.
— Отец!
Сведённые судорогой пальцы царевича впились в горло Иоанна.
— Мало девок тебе?! Мало тешился с Евдокиюшкой моей?!
Фёдор, подглядывавший в щёлочку за ссорой, забывая осторожность, прыгнул к брату и оторвал его от отца. Грозный рухнул на лавку.
— Уйди, Ивашка! — зловеще пристукнул он посохом и налитыми кровью глазами уставился на сына. — Уйди!
— Уйти?! Вас тут оставивши?! — заревел исступлённо Иван. — Убей! Убей, а не уйду!
— Молчи!
— И замолчу, коли убьёшь! — царевич рвал на себе рубаху, обдавал отца потоком бешеной пены, дикой руганью и жестоко бил себя в грудь кулаком.
— Убей! А не отдам её, покуда жив! Будет с тебя! Будет Евдокии да Марфы! Да Анны! Да тьмы безвинных девок!
— Молчи!
— Ан не замолчу! На весь свет кричать буду, како ты и матушку мою, покойную Анастасию, извёл!
Грозный вскочил и, отпрянув к стене, сжался так, как будто остановился на краю бездонной пропасти.
— Настасьюшку?! Яз?! Мою пресветлую яз погубил?!
— Да! Ты!
Чёрный мрак окутал мозг царя.
— Так сгинь же!
С визгом взметнулся посох.
Страшный крик на мгновение пробудил сознание Иоанна, но тотчас же всё потонуло в густом тумане.
— Батюшка! Батюшка! Батюшка! — прижавшись к обомлевшей Параскеве, бессмысленно выл Фёдор, распуская лицо в жуткую улыбку безумного. — Батюшка! Батюшка!
Грозный тихонько опустился на пол. Порыв дикого гнева уже проходил, сменяясь страшным предчувствием;
— Иваша! Сын!
Закрыв плотно глаза, Грозный пощупал рукою воздух.
— Яз кличу тебя, Иваша! Иди же! Яз… яз кличу… Отец твой…
Светлица молчала чёрным молчанием смерти.
Грозный на животе подполз ближе к двери. Пальцы ткнулись в клейкую жижу.
Затаив дыхание, он отпрянул назад и нащупал посох. С убийственной медлительностью поползли извивающиеся червями пальцы от холодной глади набалдашника к острию.
На мгновение рука замерла у залитого кровью виска царевича.
— Нет, нет! — почти спокойно шевельнул Грозный губами и приоткрыл глаза.