Розмысл царя Иоанна Грозного
Шрифт:
— По моему бы, по девичьему умишку, не всё ли едино, где холопю голодную ночь ночевать?
Выводков растерянно захлопал глазами. От простых и спокойных слов девушки ему стало вдруг как-то не по себе.
— А и впрямь, — глухо вытолкнул он из груди, — подклет яз подгонял под хоромины, а пузо холопье не сдогадался замуровать.
— И не кручинься, выходит.
Они умолкли, задумчиво уставившись в тихие сумерки. Над головами неслышно закружилось вороньё
— Ишь, добра колико! Чать, всю губу прокормишь горохом тем, — болезненно усмехнулся рубленник.
— Грезится тебе, Вася!
— Кой грезится! Ты поглазей, колико пораскинуто в небе золотого горошку.
Клаша укоризненно покачала головой и незло пожурила:
— Охальник ты!
Над вздремнувшим ручьём мирным стадом овец клубился туман. Из-за леса, шурша примятой травой, подкрадывался влажно вздыхающий ветер.
— В избу пора, — поёжилась от сырости девушка.
Васька неохотно поднялся.
— Пошёл бы яз в лес, да николи не обернулся сюда. Она ласково прижалась к нему.
— Аль попригожей место сыскал?
— И сыщем! Неужто с тобой доли не сыщем?
И, снова усевшись, Выводков спрятал голову у неё на груди.
— Возьмём мы с тобою на Волгу путь. Слыхивал яз, живут там холопи при полной волюшке да веселье.
Клаша перебирала длинными тонкими пальцами, пропахнувшими землёй и свежей зеленью, его шершавые кудри и о чём-то мечтала.
— Чуешь, девонька?
— Чую, Васёк… Токмо… с отцом како быть?… За нас с тобой забьёт князь отца-то.
Васька присвистнул.
— Како, выходит, ни кружи, а дале курганов-то этих нету нам, холопям, дороги. Неуверенно, точно рассуждая вслух с самой собой, Клаша предложила вполголоса:
— Нешто прикинуть отца подсуседником к твоим старикам?
Губы Васьки передёрнулись горькой усмешкой.
— Были старики, да все вышли…
— Померли?
— Мать померла, а отец…
Он махнул рукой.
— Да чего тут и сказывать!..
Но сейчас же горячо зашептал:
— Живали мы под Муромом — городом. А пожгли нас татары, — отец, с нужды, закабалил сестрёнку мою за сыном боярским Колядою. Ну, после того подался со мной в будный стан отец смолу варить да лубья драть. Токмо не вышло: перехватил нас отказчик боярской. А прослышал тот отказчик, что не охочи мы в кабалу идти, а и наказал холопям вязать нас. Тут и грех недалече. Отстоял яз свою волю оскордом. Почитан, от головы отказчиковой и следу-то не осталось.
Клаша передёрнулась от скользнувшего
— Тако и загубил человека?
— Загубишь, коли тебя, яко волка, норовят закапканить. — Он встал и строго уставился в небо. — Негожий обычай спослал Господь кабалою людишек кабалить.
Не помня себя от ужаса и возмущения, девушка истово перекрестилась.
— Не вмени ему, Господи Сусе… Не вмени ему в грех!
Резким взмахом руки Выводков отстранил её от себя.
— Нету тут греха перед Господом! Не хулу возвожу, а печалуюсь! Поглазел бы он, показал бы нам милость, на холопей своих!
Из груди рвались полные горького возмущения слова. Он не слушал умолявшую его остановиться девушку и ожесточённо кричал в далёкое звёздное небо, выкладывая немой пустоте всё накипевшее горе.
По дороге поползли какие-то странные тени. Клаша зорко вгляделась во мглу.
— Гомонят… — шепнула она испуганно и припала к меже.
Рубленник взялся за оскорд.
— Никак, тятенькин голос? — удивлённо пожала плечами девушка.
— Не подходи! — замахнулся староста.
Старик попятился в сторону.
— Онисим яз. Аль не признал? — И, поддразнивающе:-Милуетесь, голубки? А яз упрел вас, охальников, сдожидаючись. — Он подошёл ближе. — Людишки наши в посад задумали путь держать, для прокорма, а вы тут челомканьем кормитесь.
Васька заторопился.
— Коль идти, — и мы не отстанем.
Губы старика коснулись уха холопя.
— Отказчик, сказывают, веневской тут бродит. Пытает, не охоч ли кой пойти в кабалу к вотчиннику Михаилу.
Охваченный неожиданным сомнением, рубленник судорожно стиснул в руке оскорд.
— Ужо не Клашу ли ты затеял продать?
Старик зло окрысился.
— Пораскинь-ко умишком, соколик. Хлеба-то второе лето нюхом не нюхали — раз; продавали допрежь зерно алтын за четверть, а ныне князь-бояре положили тринадцать алтын — два, выходит… — Он хлопнул себя по бёдрам и сплюнул. — Да чего тут и сказывать. Нешто счесть все недохватки холопьи?!
Выводков пронизывающе взглянул на девушку.
— За тобой, Клаша, молвь.
Она растерянно переминалась, не решаясь высказать своё мнение.
— А ежели отказчик тот девок ищет для опочивален боярских? — с присвистом процедил рубленник. — Ежели на погибель дочь отдаёшь?
Онисим перекрестился.
— Чему Богом положено быть, то и сбудется. — И с пришибленной покорностью покачал головой. — Да и не всё ли едино, где постелю стелить: в Веневе ли аль у князь Симеона.
— Замолкни!