Розмысл царя Иоанна Грозного
Шрифт:
Подьячий сморщил открытый выпуклый лоб и шумно вздохнул.
— Обман ежели, — памятуй, не миновать тебе в железы обрядиться. За удур [6] , не будь я Ивняк, у нас — во!
В избу вошёл надсмотрщик за работами.
— Кланяйся спекулатарю, — ткнул Ивняк Выводкова ногой и передал надсмотрщику кабальную запись.
— Рубленник тебе новый.
Выводков отвесил спекулатарю низкий поклон.
— Разумею и пашню пахати и срубы ставити.
6
Удур —
— А и хоромины князь-боярам?
— На том и живу.
Ваську увели на постройку.
На обведённом тыном лугу рубленники ставили повалушу [7] . Глухой подклет уже был почти готов.
Староста долго опрашивал Выводкова, пока наконец задал ему несложный урок.
К полудню пришёл на постройку боярин. Работные людишки побросали топоры и, распростершись ниц, трижды стукнулись о землю лбами. Симеон хлестнул в воздухе плетью.
7
Повалуша — летние покои.
— Робить!
Васька первый вскочил. Князь с приятным изумлением поглядел на статного рубленника.
— Пядей [8] то сила в холопьих плечах! — распустил он в улыбку толстые губы и намотал на палец край волнистой каштановой бороды.
Спекулатарь приложился подобострастно к поле княжеского кафтана.
— По господарю и людишки. Аль вместно князь- боярину Симеону, опричь богатырей, иных холопей на двор свой вводить?
8
Пядь — четыре вершка.
Польщённый князь самодовольно заложил руки в бока.
— Нынче гости ко мне пожалуют.
Он подошёл поближе к холопу и деловито оглядел его.
— За столом ходить в трапезной будешь. Пускай бояре поглазеют на богатырей моих!
И, подавив двумя пальцами в багровых жилках нос, прибавил, обтирая пухлые руки о полы кафтана:
— Волю яз зрети ныне в хороминах единых могутных холопей!
Сторож на вышке ударил в колокол. Ряполовский вгляделся в расползающуюся тягучей кашицей дорогу.
— Скачут, никак?
До слуха отчётливо доносилось чавкающее жевание копыт. За выгоном показались подпрыгивающие колымаги.
Князь развалистою походкою пошёл к крыльцу.
Прежде чем сойти с колымаг, гости намеренно долго возились, медлительно складывали на руки согнутым в дугу холопьям шубы и осанисто разглаживали встрёпанные бороды.
— Дай Бог здоровья гостям желанным! — прогудел Симеон.
— Спаси Бог хозяина доброго — в один голос ответили бояре и подошли к крыльцу.
Ряполовский ответил поклоном на поклон и искоса поглядел, чья голова склонилась ниже.
Дмитрий Овчинин
Так, стараясь изо всех сил выказать почтение и перещеголять друг друга, долго пыхтели и кланялись хозяин и гости.
9
Щенятев Пётр Михайлович — воевода в боярин, отличился в казанском походе 1552 г., в войнах против шведов и литовцев. В 1568 г. устрашённый жестокостями Ивана Грозного, скрылся в монастыре, но был найден и, по свидетельству Курбского, предан лютой казни: «жгли на сковороде и вбивали иглы за ногти».
Холопи лежали в густом месиве из снега и грязи, не смея пошевельнуть коченеющими пальцами.
Наконец Ряполовский кивнул тиуну.
Широко распахнулась, повизгивая на ржавых петлях, резная дверь. Гости по одному прошли в сени. Позади всех грузно шагал, вскидывая смешно короткими чурбаками ног, хозяин.
В трапезной все строго уставились на образа и степенно перекрестились.
— Показали бы милость, посидели б с дороги, — предложил Симеон, показывая рукою на обитую алой парчой долгую лавку.
Чинно усевшись, они молча уставились перед собой и вытянули шеи так, как будто что-то подслушивали. У двери, готовый по первому взмаху броситься сломя голову куда угодно, стоял, затаив дыхание, тиун.
Прозоровский заёрзал на лавке.
— Аль молвить что волишь? — услужливо подвинулся к нему князь.
— Убери тиуна того.
— Изыди! — тотчас же брызнул слюною Симеон и плотно прикрыл дверь за холопом.
— Язык не притаился бы где? — подозрительно оглядели гости полутёмную трапезную.
Хозяин уверенно прищёлкнул пальцами и постучал в дубовую стену.
Тиун тенью скользнул в сенях и сунул голову в дверь.
— Слыхать, будто в хороминах людишки хаживают?
Приложив к уху ладонь, Антипка в страхе прислушался.
— Не можно человеку в хороминах быти, коли не было на то твоей милости.
Князь угрожающе взмахнул кулаком.
— Ежели запримечу…
И, лёгким движением головы отпустив тиуна, раздул чванливо обвислые щёки.
— Без воли моей не токмо человек — блоха не прыгает!
Овчинин протяжно вздохнул. Ему эхом отозвались Щенятев и Прозоровский.
Симеон Афанасьевич грузно опустился на лавку.
— Сдаётся мне — невеселы вы.
Щенятев похлопал себя по бёдрам и разгладил живот.
— А и не с чего ликовать, Афанасьевич. Слыхивал, поди, каково на Москве?
Хозяин широко раскрыл рот и встряхнулся, точно пёс, которого одолели неугомонные блохи.
— Слыхивал. Токмо кручиною не кручинюсь.
Он гулко вздохнул и сверляще пропустил сквозь жёлтые тычки редких зубов: