Розмысл царя Иоанна Грозного
Шрифт:
Радостно улыбаясь, Фёдор привычным жестом подставил хану руку для поцелуя.
Малюта снял царевича с боярской спины и, как ребёнка, усадил на лавку подле себя.
— Гостинец тебе из Касимова.
Бекбулатович таинственно подмигнул.
— Царь меня любит, яз царя примолвляю. Царь меня серебряной саблей пожаловал, мы царю привезли… — Он растопырил пальцы и загнул мизинец. — Царю шёлку персидского да бочку кумыса. Тебе, Иван Иоаннович, — аргамака, горячего, како вино двойное боярское (щёлочки его глаз совсем закрылись в масленой улыбочке) да ещё… — И, загибая один за другим два пальца, выпалил: — Любишь девушек крымских?
Заметив, как
Иван весело потёр руки.
— Вот то гостинец! Ужо к ночи ты, Малюта, приволоки через Занеглинье в подземный терем гостинец тот — поглазеть.
— А тебе, Фёдор Иоаннович, — продолжал успокоенный хан, — сдобыли мы бахаря [87] .
Фёдор вскочил с лавки и, взвизгнув, изо всех сил шлёпнул ладонью по спине Катырева.
87
Бахарь — сказочник, сказитель.
— Абие волю бахаря!
Иван погрозился.
— Терем поганить холопем!
Но брат поглядел на него с такою робкою и заискивающей улыбкою, что он махнул рукой и уступал.
Взобравшись на спину боярина, Фёдор хлестнул кнутом и исчез в тёмных сенях.
Сухой, как посох Грозного, стоял, приткнувшись к стене в тереме Фёдора, бахарь. Широкая борода его закрывала грудь измятым и выцветшим лопухом; зрачки глаз то широко раздавались, точно серые мушки, попавшие в застывшую жижицу мёда, то сжимались тупыми и ржавыми булавочными головками, а сомкнутые губы равномерно пузырились и проваливались в беспрестанном почавкивании и жвачке.
Царевич взобрался на постель, подобрал под себя ноги и приготовился слушать.
Катырев, улучив минуту, поклёвывал носом в своём углу.
— Сказывай, странничек!
Бахарь поправил верёвочную опояску и перекрестился.
— Про что волишь слушать, херувим?
Фёдор потёр пальцем висок и зажмурился.
— Любы мне сказы про татарву некрещёную.
И указал бахарю на лавочку подле постели:
— Садись.
Жёлтое лицо старика вытянулось; на нём, просвечиваясь, выступили паутинные жилки.
— Избави, царевич! Нешто слыхано слухом, чтоб смерду сиживать подле царских кровей?!
Он оторвался от стены и припал к руке царевича.
Катырев булькнул горлом, промычал что-то под нос и смачно всхрапнул.
Фёдор потихонечку взял подушку и, прицелившись, бросил её в лицо боярина.
— Нынче же батюшке челом буду бить на тебя! Опостылел ты мне: то со звонницы низвергаешься, нам на страхи великие, то дрыхнешь, яко пёс в старости!
Катырев нащупал подушку и, не просыпаясь, с наслаждением ткнулся в неё щекой.
— А ты, странничек, сказывай. На тебя яз не гневаюсь.
Бахарь склонил послушно голову на плечо.
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! А было на Ра [88] царство Казанское [89] . И бысть прогневался Отец небесный на Хама, снял с выи его крест и обрядил в личину духа нечистого. И взяла туга Богом отверженного. А поколику зрит, что бегут от него благочестивые, подался
88
Ра — Волга.
89
Царство Казанское — Казанское ханство, феодальное государство в Среднем Поволжье (1438–1552), выделилось из Золотой Орды. Грабительские набеги казанских войск на русские земли особенно усилились в 20-х гг. XVI в. В 1487–1521 гг. находилось в вассальной зависимости от Руси; с 1524 г. — от Турции. В результате казанских походов 1545–1552 гг. ханство было ликвидировано, Среднее Поволжье присоединено к России.
90
Вельзевул — в христианских представлениях демоническое существо. Современная наука предлагает ещё два толкования этого имени: дьявол (сатана) и повелитель скверн.
Старик закачался вдруг и развёл беспомощно руками.
— Ты сядь, странничек Божий.
— Избави, царевич…
И продолжал возмущённо:
— А и орда великая, яко та саранча, спустилась на обитель Московскую, землю преславную. И бысть в те поры плач и скрежет зубов, и стенания, и туга вселенская. И потече кровь, яко многоводные реки, и яко от мора — повалишися людие от стрел басурменовых.
Бахарь вытер кулаком слёзы и невидящим взглядом своим уставился в подволоку.
— Тебе поём, тебе славим, к тебе припадаем и ныне, и присно, и во веки веков…
— Да ты сказывай, странничек!
— А и устояти ли премерзким противу Господа? А и погасит ли кой, дерзкой, лампад небесный — солнце? Тако и не одолеть басурмену креста Господня! Кликнул великой князь дружины верные, возжёг во храмах свечи из воску ярого и двинулся ратью на рать. Яко исчезает дым — исчезли; яко тает воск от лица огня — тако погибли нечестивые…
— Всё? — разочарованно поджал губы Фёдор.
— А во испытание христианам помиловал Господь коликую невеликую силу татарскую да пожаловал её царством тем Казанскиим сызнов на реке Ра.
— Эвон, выходит, откель ханство Казанское народилось! — просветлённо улыбнулся царевич. — А мне-то и невдомёк!
Бахарь пожевал свою жвачку и, вытянув шею, приятно зажмурился.
— А и ханом-то зря люди Хамов тех величают. И не ханы, а хамы. Неразумны людишки.
Фёдор неожиданно сдвинул брови.
— Неужто и касимовской Симеон, ежели по истине, Хамом зовётся?
— То — Симеон! То — крещёный! Нешто яз про крещёные души реку?
И, перекрестившись:
— В том хамстве Казанскиим примолвила татарва всю силу нечисти лёшей да водяной. И не стало в те поры ни проходу ни проезду крещёным. Сызнов взмолились люди московские Господу Богу. А Бог-то… он, преблагий, нешто попустит?… Бог-то… ему, Отцу, каково во скорбех зрети чад своих прелюбезных? И народил он в те поры могутного и преславного царя и великого князя… И нарекли царя…
— Како нарекли его, странничек?