Розмысл царя Иоанна Грозного
Шрифт:
Что ни день, сохла она всё больше и больше, по ночам жутко кричала во сне или, стиснув мертвенно зубы, билась перед образом в жестоких рыданиях и на все расспросы отвечала одними заученными словами:
— Не ведаю! Нечистый, видно, вошёл в меня… Ничего не ведаю, мой господарь…
Царевич перестал пить, учинил за женою строгий надзор и никуда не отпускал её из светлицы.
Но Грозный почти ежедневно давал сыну какое-либо срочное поручение и то заставлял его чинить опрос преступникам, то отсылал
Однажды сноха сама пришла к нему.
— Помилуй меня, государь! — упала она на колени и облобызала царский сапог. — Не можно нам больше жить во грехе…
— Не чистый, чать, понедельник [121] ? Не срок будто каяться? Пошто в ноги падаешь?
И, подняв её, усадил на постель. Евдокия неожиданно бухнула:
— На сносях яз, царь!
Какое-то странное чувство, похожее на брезгливость, шевельнулось в груди Иоанна и отозвалось неприятной дрожью во всём существе.
121
Чистый понедельник — первый понедельник Великого поста.
Пошарив прищуренными глазами по изменившемуся лицу снохи, он зло уставился на её живот.
— Мой? Аль Ивашкин?
Щёки Евдокии покрылись серыми пятнами. Глаза тяжело заволоклись слезами.
— Не ведаю, государь…
— А не ведаешь — не тревожь зря царя своего!
Он с омерзением оттолкнул её от себя.
— И не стой! Токмо бы мне, государю, в бабьих делах разбираться!
Прогнав сноху, Иоанн пошёл в хоромы детей. Из терема Фёдора доносились пофыркиванье и кашляющий смешок.
— Покарал Господь юродивеньким! — заскрипел царь зубами и посохом открыл дверь.
Царевич сидел верхом на Катыреве и хлестал кнутом воздух. Отдувающийся боярин встряхивал отчаянно головой, ржал, фыркал и, подражая коню, рыл ногами пол. От натуги лицо его покрылось багровыми желваками и было похоже на вываливающуюся из квашни дряблую шапку теста. С каждым вздохом из ноздрей со свистом выталкивались мутные пузырьки, лопались с лёгоньким потрескиванием и ложились серыми личинками на жёлтых усах.
Увидев отца, царевич свалился на пол.
— Юродствуешь, мымра?!
— Тешусь, батюшка, коньком-скакунком… С досуга яз.
— А то бывает и недосуг у тебя?
Фёдор похлопал себя рукой по щекам и болезненно улыбнулся.
— Бывает, батюшка. Фряжские забавы творю. — И хвастливо показал на валяющийся в углу деревянный обрубочек. —
При упоминании о Выводкове, Грозный зажал сыну ладонью рот. Царевич вобрал голову в плечи и присел, защищаясь от удара.
Грозный ухватил сына за ухо.
— Ужо доберусь до тебя! Повыкину блажь! У Годунова не то будет тебе!
Катырев как стоял на четвереньках до прихода царя, так и остался, не смея ни разогнуться, ни передохнуть.
Царевич сунулся было к боярину под защиту, но неожиданно для себя упал в ноги отцу.
— Батюшка!
— Ну!
— Не вели Борису томить меня премудростию государственною.
Он чуть приподнял голову и исподлобья поглядел на безмолвно стоявшего тут же Годунова.
— Мнихом бы мне… в монастырь… — Лицо вытянулось в заискивающую улыбку. — Служил бы яз Господу Богу… — Приподнявшись с колен, царевич благоговейно перекрестился на образа. — Динь-динь-динь-дон! Тако при благовесте великопостном божественно душеньке грешной моей. А очи смежишь — и чуешь, яко херувимы слетаются над звонницею. Сизокрылые… светлые… Светлей инея светлого. И все машут, все машут крылышками своими святыми.
Боярин забулькал горлом так, как будто хотел подавить подступающие рыданья.
Иоанн с глубоким сожалением поглядел на сына и, ничего не сказав, вышел из терема.
Царевич разогнул спину и сжал кулаки. Катырев ласково поманил его к себе.
— Не гневайся, молитвенник наш. Не к лику тебе. Да и батюшка ласков был ныне с тобой.
Чтобы разрядить нарастающий гнев, Фёдор взобрался на спину боярина и изо всех сил хлестнул его кнутом по ногам.
— Фыркай ты, куча навозная!
Катырев грузно забегал по терему.
— Стой!
— Стою, царевич!
— Куда батюшка делся? — И приложился ухом к стене. — К Ивашке шествует. Не быть бы оказии!
…Иван-царевич холодно встретил отца и небрежно, по обязанности едва приложился к его руке.
— А и не весел ты что-то, Ивашенька.
— Не с чего радоваться. Умучила меня Евдокия.
Он заломил больно пальцы и глухо вздохнул.
— То резва была, яко тот ручеёк, что с красных холмов бежит, то ни с чего лужею киснет.
— Не сдалась бы тебе та лужа болотом чёртовым!
Иван тревожно насторожился.
— Млад ты, оттого многого и не разумеешь.
Он привлёк к себе сына и что-то зашептал ему на ухо.
— Убью! — вдруг рванулся царевич и бросился к светлице жены.
Услышав крик, Фёдор спрыгнул с боярина и испуганно подполз под лавку.
— Тако и чуяло сердце моё. По глазам батюшки зрел — будет оказия.
Вытащив из-за пазухи шёлковый кисетик с образками, он достал крохотную иконку своего ангела и описал ею в воздухе круг.