Розовый Дождь
Шрифт:
– Эт… эт… это я-то… к… к.. козел? – указывая на картинку в тетрадке.
– Нет, нет, что вы, многоуважаемый магистр, это козел из моего дома, его зовут…
Как его зовут, учитель уже не услышал, поскольку весь класс сотрясся от такого бурного смеха, как будто бы в зале разорвалась бомба, из тех, которыми карлики взрывают горные породы в поисках золота.
– И ты думаешь, маленький негодяй, что я тебе поверю? А? Мало того что ты ничего не сделал и даже не потрудился ничего сделать, ты ещё оскорбляешь учителя, поставленного самим королем, а, значит, и самого короля! – истерически завизжал учитель, который уже давно слышал, как его украдкой, за глаза, называли шепотом то "козлом", то "крысой", то другими
– А Гастон-чернокнижник нам не король! – вдруг раздался чей-то басовитый голос откуда-то из дальних хоров. И тут же воцарилась напряженная тишина.
– Ка-а-а-а-ак не король!!!??? – закричал учитель и взмахнул в воздухе линейкой, прям как воин мечом – перед атакой. – Это кто ж такой там выискался, а? А ну, выходи сюда, к доске, покажись! Или ты смельчак только за чужими спинами выкрикивать, а?
Но в ответ учителю было только молчание.– Ну уж нет, я этого так не оставлю! Это уже не просто оскорбление, это преступление! – с пафосом воскликнул учитель. – Если ты не выйдешь сюда, то за твое хулиганство ответит вот этот, ты понял? – взвизгнул учитель и линейкой указал на несчастного Корвина. – Тем более, что он оскорбил учителя!
С этими словами учитель схватил Корвина за ухо, подвел его к доске, сорвал с него рубаху и взял из стоявшей у учительского стола большой белой вазы с соляным раствором длинную розгу. Но стоило ему только поднять розгу, чтобы нанести удар…
… как с пронзительным свистом, откуда-то с дальних хоров, в учителя полетела стеклянная чернильница и упала, не долетев всего пары шагов, у его ног, звонко разлетевшись на куски, как разрывной снаряд и обрызгав учителя с ног до головы чернилами.
Не успел пораженный учитель и рта раскрыть, как тут же, с хоров, в него полетела вторая, третья, четвертая чернильницы, "разрываясь" то слева, то справа от него… А затем раздался всё-тот же басовитый крик:
– Бей чернильную крысу! Долой Гастона-чернокнижника! – и одна из чернильниц, ловко пущенная с хоров, пролетев над головой учителя и сорвав с него прямоугольную шляпу, попала прямо в центр портрета короля Гастона… И уродливая темно-синяя клякса растеклась по лицу короля…
А потом раздался пронзительный свист и с хоров уже громко стуча деревянными башмаками сбегали старшие ученики 18-20 лет, а впереди них – долговязый рыжий брат Корвина Айстульф.
Тут началось что-то невообразимое. Ученики вскакивали из-за парт, переворачивали их, рвали тетради, топтали ногами учебники, ломали перья и дико смеялись. Кто-то уже вскочил на учительский стол и стал на нем плясать вприсядку, кто-то бросил чернильницу и разбил в дребезги окно… Шум, гам, крики, вой…
А Айстульф с товарищами уже бежали к схватившемуся за голову учителю с дубинками наперевес, видимо, с намерением изрядно намять ему бока. Известно ведь, что Айстульф был первым парнем на деревне в этом излюбленном мужицком виде спорта.
Но учитель не стал дожидаться, пока его постигнет печальная участь противников Айстульфа, а, недолго думая, кинул стул в окно, стекло разбилось вдребезги, а учитель, совершенно несвойственным для его положения образом, подобрав полы своей длинной одежды, запрыгнул на подоконник и спрыгнул на улицу. А потом бросился к конюшне.
– Корвин! Ату к колокольне, бей в набат! – закричал брату Айстульф, а сам вместе со своими товарищами сорвал изуродованный портрет короля Гастона, бросил его на пол и смачно плюнул в его едва узнаваемое под чернильной кляксой лицо, растерев плевок своим деревянным башмаком…
…В два часа пополудни на центральной рыночной площади "Искры" собралось все село – мужики, бабы, дети. Побросав работу, они сгрудились вокруг простой крестьянской телеги,
Высокий, худощавый, жилистый как жердь, в длинном плаще с капюшоном, закрывавшим почти все лицо – кроме острого бритого подбородка и бледных губ – он, отчаянно жестикулируя длинными пальцами, произносил какую-то речь то лающим, то каким-то каркающим голосом… Смысл её был малопонятен для простых селян, а потому они лишь бессознательно кивали своими головами, выхватывая из общего потока только отдельные слова "чернокнижник", "самозванец", "еретик"… После каждого такого слова святой отец воздевал правую руку с вытянутым указательным пальцем в небо, как бы ставя на языке жестов своеобразные восклицательные знаки к этим уничижительным прозвищам, которыми он награждал ненавистного нового короля, или призывая гнев небес на лицо, которое скрывалось под этими именами.
Более понятной речь святого отца стала только к концу:– …А это ненавистное самим небесам новшество, учить баб, мужиков грамоте, оторвать от родителей их чад, жен от мужей, мужей от работы? Где это видано, чтоб мужики учились грамоте? Где? Покажите мне в Писании, где написано, чтобы мужики были грамотеями, где? Ничего там не найдете, ни-че-го… – сам отвечая на свой же вопрос, кричал с пеной у рта отец Сильвестр, с торжеством вынимая из кармана толстый томик в кожаном переплете со знаком Создателя на обложке и показывая его всем, будто бы неграмотные селяне могут собственными глазами увидеть, что на обложке действительно ничего подобного не написано…– Наоборот, как сказано в Писании? "Трудом своим зарабатывай хлеб свой"! Как сказано, а? Трудом? Слышали? А где написано про грамоту? Где? Я вас спрашиваю!
А посмотрите отцы и матери на ваших детей… Видели ли вы их спины, их руки… Все в синяках, побоях! Сколько можно над детьми издеваться, а? (это фраза вызвала бурю поддержки среди присутствующих, женщины одобрительно закивали головами). Изверги, изуверы! Вредители!
Нет, вы как хотите, дорогие мои братья и сестры, но я вам скажу, что король этот – не настоящий, не настоящий он! Я, священник Сильвестр, лично видел, как на коронации корона сама вылетела из рук Его Святейшества и опустилась на голову этого чудовища. Я сам, сам видел! – забил себя в грудь отец Сильвестр. – А потому я вам говорю, не настоящий он король, не настоящий, чернокнижник, колдун, знается с нечистой силой! Вот и детей наших и жен наших решил он извести при помощи грамоты! А как? Да очень просто! Мужик грамотный перестанет слушать господина, перестанет слушать священника, будет считать себя умнее всех, жены перестанут слушать мужей, а дети – родителей!..
И тут же, без всякого перехода…– А Создатель познается только верой, только молитвой, только сердцем смиренным и сокрушенным, грамота тут не нужна, не нужна, братья и сестры!..
– Так в огонь её – и все тут! – вдруг раздался чей-то голос из толпы.
– Правильно, сжечь все книги – и дело с концом!
Случайно сказанные слова тут же завладели толпой и вот уже все закричали "Сжечь! Сжечь их! На костер!" и с десяток охотников – мальчишек – бросились в разгромленное здание школы, располагавшееся тут же, у площади, и стали охапками тащить из неё порванные учебники, тетрадки и бросать их к телеге, на которой ожесточенно жестикулировал оратор…