Розовый грех
Шрифт:
– Когда выдвигаемся? – тихий вопрос слетел с моих губ. Не хотелось того, чтобы нас кто-то слышал. Стены тонкие.
– Ровно в полночь! – подытожила Элла. – У нас пока что есть двенадцать часов свободного времени.
– Сейчас тихий час, – напомнила ей, – с часу до четырех, за это время можно подготовиться к чему-то.
– Умная девочка, – похвалили меня, – но немного глупая… Никто не может прямо сейчас выйти из этой коробки.
Шаги по скрипучим доскам в коридоре раздались словно гром среди ясного неба. Сейчас, напомню, был тихий час, пожилая нянечка каждый день смотрит
Наша комната пятая по счету, нам легко удается справиться с трудностями в такое время. Хоть это время и придумали для младших детей, нас тоже заставляют соблюдать это правило. Нам троим быстро удается справиться с проблемами, касающихся нянечек и воспитательниц интерната. Это двум первым комнатам трудно, отчего их постоянно наказывают тяжёлыми работами, как белье стирать, чистить картошку. Могли на сутки в темной комнате закрыть. Наказаний много, а толку от них мало. Только психику разрушают до конца, отчего психологи и психотерапевты никак не могут помочь вернуться в прежнее русло.
Успокоив нервы, начиная равномерно дышать, чуть прикрыв глаза, все же смогла увидеть сквозь тонкую пелену, скрывающуюся под ресницами, как обклеенная плакатами дверь открылась. Вошедшая пожилая мадам с толстым слоем очков, напоминающих наших близнецов, у которых проблема со зрением с самого юного возраста, огляделась по сторонам. Простояв секунд двадцать на пороге, причмокивая нижнюю губу, плюясь на пол своими слюнями, прошла к нашим тумбочкам, стоящих возле дверей. Под запал попала тумбочка Ирмы.
У нашей рыжей бестии была мать, лишившую родительских прав только из-за того, что та злоупотребляла алкоголем. Отца у девушки не было, по услышанным рассказам о семье, он умер от инфаркта, не заморачиваясь, не ища родственников семьи, отправили в десятилетнем возрасте сюда. Хоть маму и лишили должностных обязанностей, она никогда не забывала о своей родной и единственной дочери: всегда находила время, чтобы приехать сюда с большими сумками еды. В первые моменты, когда нас заселили в одну комнату, Ирма все прятала. Не от нас, разумеется, а от других жителей детского дома. У нас нет таких слов – «Пожалуйста», «Спасибо», – могли пробраться ночью и украсть. Ищи потом все фантики около комнат мальчишек, с которыми связываться не хочешь. Здесь всем было все равно, кого бить, особенно мужскому полу.
Но вот сейчас… Прямо при нас нянечка достала пачку с желатиновыми конфетками, закрыла дверцу и ушла. Догонять не стоит – поймут, что не спали, накажут работами. Но вот отомстить:
– Ведьма, – зашипела словно змея Ирма, – я этой кошёлке выбью все зубы.
– Навряд ли, – встав со своей кровати, Элла прошла к своей тумбочке. – Черт, эта старая квашня и у меня сперла жвачку!
– Не может такого быть, – не поверила ей. – Зачем старой женщине брать жевательную резинку, если у нее своих зубов нет?
Пришлось напомнить о прошедшем два дня назад дне, когда к нам пришли мальчики из последней комнаты на первом этаже
– Я чуть не кончила тогда от рук Джерома, – вспомнив тот самый день, Ирма прикусила губу. – Но это не отменяет то, что он козел.
–Может ты так говоришь из-за того, что я пришла? – интересуюсь.
– Если бы ты не пришла, нам бы пришлось терпеть двойное проникновение. – ответила та, вскинув руки кверху, потягиваясь.
– У тебя ничего такого не пропало? – взгляд на меня. – Иди проверь, а то потом трудно будет от сплетен отвязаться.
– У меня ничего нет. – отвечаю, надевая на себя куртку.
В моей тумбочке как всегда пусто, еды нет, сладкого тоже, только учебники с тетрадями и обычные средства гигиены. Для того чтобы у меня были вещи, которые не стыдно своровать, должны быть деньги, их у меня нет. Это даже к лучшему…
А вот слышать глупые сплетни за моей спиной не хотелось. Чуть что, так сразу смешки, дурацкие прозвища, походы к директору. Последнее самое страшное наказание, если не брать темную комнату, обрушившееся на плечи дикой болью. Будто на тебя хищная птица села своими острыми когтями, вонзившись прямо в кожу, раздирая до крови. Директор редко появляется тут, можно спокойно жить, но, если директор появляется… можно сразу идти на улицу и подрабатывать телом. Заберут все, даже одежду.
– Не могу поверить, что эти старые кобылы умудряются воровать прямо перед нашим носом! – бурчала под нос Ирма, огибая кровать, заглядывая под нее. – Ещё спасибо за то, что под кровать не залезли.
– А что там у тебя? – заинтересовались.
– Пивчанский недельной выдержки…
– О-о-о, – протянула подходящая к рыжей бестии Элла, – значит сегодня можно испить его прямо на улице?
– Наверное, – та пожала плечами. – Нам сначала нужно разобраться с Роуз.
– А что со мной не так? – нахмурилась.
Покосившись прямо в мою сторону, разглядывая с ног до головы и обратно, Элла и Ирма задумались. Они явно рассуждали о том, как меня нарядить, чтобы я походила на проститутку, накрасить. Они не думают о том, о чем думаю я. А в голове у меня только висящая перед глазами картина предстоящей улицы каменных джунглей, в которых живут дикие звери. Мы – сурки, что прячутся в свои норы, а где-то там живут: волки, лисы, львы. Они так и ждут того самого момента – нашего выхода – для нападения.
– А у тебя все там побрито? – вопрос от которого лёгкие загорелись изнутри, покрывая все тонкой корочкой. Стало трудно дышать от такого вопроса. Уши загорелись от услышанного, стало очень стыдно, ведь кто-то, да и услышит за стенкой, начав смеяться как кони. Прикусив губу, буркнула: