Розы для киллера

Александрова Наталья Николаевна

— Нет, так нельзя, — решительно сказал настырный мужчина. — Посмотрите еще.

— Да нет его там! — крикнула Кристинка. — Чего пристал! Возьмите вон другие розы, — опомнилась она.

— Мне нужны чайные, тот букет!

Чайных не было ни у кого вокруг, и у Кристинки тоже. Чайные розы очень капризные, плохо стоят, зимой с ними беда.

— Тоже мне, сокровище, — фыркнула Кристинка. — Ненормальный вы, что ли! Такой страхолюдный букет всем вдруг понадобился!

Настойчивый покупатель вздрогнул, сунул голову в окошко и зашипел:

— Продала? А ну говори быстро, шалава, кому отдала букет!

В голосе его было столько злобы, что Кристинка даже

испугалась поначалу, однако быстро опомнилась — она в ларьке, а он снаружи, кругом люди, что этот ненормальный может ей сделать? Кроме того, Кристинка сильно обиделась на то, что ее назвали шалавой, хоть это и соответствовало действительности.

— Ты, старый козел, пошел отсюда! — спокойно сказала она покупателю. — Нет тут твоего букета.

Хоть она и разговаривала с ним недопустимо грубо, что-то подсказывало ей, что мужчина не будет устраивать скандал. И верно, тот опомнился, посмотрел просительно, потом вытащил из кармана сотенную и сказал:

— Я Свете платил за букет триста, тебе бы тоже столько дал, но если скажешь, куда дела букет, эта — твоя. — Он показал сотенную.

Кристинка оживилась:

— Давно бы так, а то обзывается. Мужик тут приходил, такой лохматый. — Она покрутила руками. — Выбрал тот букет, говорит, его даме он очень понравится.

— Давно был?

— Минут семь.

— Говори толком — мужик молодой, старый?

— Помоложе вас будет, но не молодой.

— Одет как?

— А я помню? — огрызнулась Кристинка, но странный тип помахал перед ней сотенной, и она стала добросовестно вспоминать: — Без шапки, куртка не то синяя, не то серая, мне из окна не разглядеть было, росту вроде среднего… да все равно вы его не догоните!

— Не твое дело! — Мужчина сунул Кристинке деньги и очень быстро побежал к метро.

Глядя ему вслед, Кристинка пожала плечами.

***

Я — бабушка. Не подумайте, что я этим хвастаюсь, потому что мне тридцать восемь лет, а внуку два месяца. Этакое свинство устроила мне, естественно, собственная дочь, ей сейчас восемнадцать. Девка она у меня выросла красивая, но не то чтобы глупая, а с ленцой, даже не то чтобы с ленцой, а слишком спокойная. Как-то ничего ей в жизни не надо, ждет, что все само собой придет и получится. А когда это в жизни все само собой выходило? И раньше-то такого не было, а уж в наше время и подавно.

Как я уже говорила, дочка у меня удалась — высокая, волосы хорошие, темные, глаза яркие, белозубая. Внешностью она вся полностью в мою свекровь — красивая была женщина, земля ей пухом, но, не в пример дочери, работящая. А зато характер у дочки папочкин, то есть моего бывшего муженька — все бы ему на диване лежать да телевизор смотреть. Долго я боролась с дочкой. Пробовала искоренить папочкины недостатки, но гены есть гены, против природы не попрешь. Поэтому я смирилась.

Десять классов Лизавета закончила, это верно, но об институте не могло быть и речи — у меня бы не хватило ни физических, ни моральных сил, чтобы заставлять ее учиться пять лет.

Продавщицей в магазин я отдавать ее не хотела: проторгуется — навесят все на нее. А мне потом выплачивать, поэтому я потихоньку пристраивала Лизку работать под своим присмотром. Сама я за последнее время где только не работала. Вообще-то когда-то давно я работала в государственной организации и считалась программистом, но, скажу честно, не очень хорошим. Во всяком деле нужен талант, это бесспорно. Чтобы никому из нас, женщин-программистов, не было обидно, нас сократили всем отделом, а дальше каждая устраивалась, как умела.

У меня не было ни крутого мужа, ни влиятельных знакомых, ни даже любовника, который бы меня содержал, а была только дуреха-дочка, камнем висящая на шее; правда, был еще любимый человек, но об этом после.

Куда только я ни пыталась приложить свои силы! Работала рекламным агентом в бесплатной газете — ездила по различным фирмам и предлагала им заказывать у нас рекламу. Была агентом по недвижимости. Распространяла газеты, торговала косметикой и канцелярскими принадлежностями. Собирала подписи на выборах в городское Законодательное собрание. И всюду пыталась пристроить с собой Лизавету, но у нее плохо получалось.

Любимое времяпрепровождение моей дочери — сидеть перед зеркалом и расчесывать свои длинные волосы. Не могу не признать, что вид в зеркале достаточно приятный, но нельзя же заниматься этим целыми днями, просто нарциссизм какой-то! И пока я билась как рыба об лед, пытаясь заработать денег на еду и одежду в жуткой суете и беготне, меня вдруг осенило — Лизку надо выдать замуж заграницу! Неужели не найдется иностранца, который не клюнул бы на этакую красоту! Подыщем какого-нибудь немца или шведа. Норвегия тоже, говорят, вполне приличная страна, найдем по брачному объявлению, через агентство, все законно, многие молодые женщины сейчас так делают! А одна дочка моей знакомой вышла за латиноамериканца — и тоже все довольны! Характер у моей Лизаветы уживчивый, спокойный, язык она уж там, на месте, как-нибудь выучит, куда денется. И будет дома сидеть, детей воспитывать, мужа любить, ни к чему другому она не приспособлена. А я уж тут как-нибудь одна проживу. Тем более в последнее время появился шанс найти постоянную работу. В одном издательстве уже давно давали мне делать компьютерные наборы — вводить и редактировать тексты. Только раньше это было от случая к случаю, но в последнее время у меня появился шанс работать там постоянно.

Теперь надо только подождать, пока Лизавете исполнится восемнадцать, а потом писать письма, слать фотографии и выбирать не спеша. На это уйдет год, может, и больше, все равно нам торопиться некуда, троглодиту какому-нибудь я ее не отдам — с голоду не помираем! А уж потом, когда я пристрою дочку, займусь собой, оденусь поприличнее, сделаю в квартире косметический ремонт, возобновлю встречи со своим любимым человеком, если к тому времени он захочет со мной знаться. А если нет, найду другого. Все-таки годы идут, давно пора вспомнить, что я женщина.

И пока я так расслаблялась в промежутках между беготней и сидением за компьютером, моя тетеха поднесла мне подарочек.

— Мама, — спокойно сказала она мне как-то вечером, как обычно, расчесывая волосы перед зеркалом, — я выхожу замуж.

— Да? — ничего не подозревая, поинтересовалась я. — И за кого это, интересно знать?

— За Валерика, ты его видела.

— За какого еще Валерика? — раздраженно спросила я, Лизка сбила меня с темпа, и я насажала в тексте ошибок.

— Ну за Валерика, ты его видела несколько раз, мы с ним уже четыре месяца.

— Четыре месяца — что? — Я оторвалась от компьютера, чувствуя, что работать в этот вечер больше не придется. — Что вы с ним четыре месяца — знакомы?

— Нет, знакомы мы дольше, почти полгода, а четыре месяца мы с ним… ну… это…

— И что дальше? — Я похолодела, предчувствуя недоброе.

— И теперь мы ждем ребенка, поэтому женимся, а ты скоро станешь бабушкой, — безмятежно улыбаясь, закончила эта ненормальная.

— Ты уверена? — почему-то шепотом спросила я. — Ты была у врача?