РПЛ 2
Шрифт:
– Никак судьба подает нам знак и желает счастливого пути. Только вчера я говорил, что нужно податься на зимовье как можно раньше… Кругом недобрые знамения, кругом черные дела. Отправимся в дорогу завтра же утром!
– 16-
Эти слова заметно обрадовали злодеев, а вот старик-хозяин, напротив, в беспокойстве забормотал:
– До настоящей зимы еще луна успеет смениться! Куда вам торопиться, братцы? Никогда вы еще не уходили на зимовье раньше Волчьего дня!
– Эй, Торок, какие мы тебе братцы?! – посуровел мастер Глаас. – Говори-говори, да не заговаривайся! Мы - вольный люд из славного края, и к пустоши этой треклятой
Из презрительной речи этой я поняла, что хозяин постоялого двора не раз отдавал своих постояльцев на поживу пришлым грабителям, за то получая скромную награду. Однако ровней его себе лихие люди не считали, и по гримасе, которая исказила сморщенное лицо Торока, было видно, что на душе у него давно копится обида на зазнавшихся подельников.
– Ладно-ладно, - забормотал он, улыбаясь одновременно заискивающе и недобро. – В братья я вам не гожусь, однако если по ваши души сюда придут люди короля, то я буду болтаться в петле рядом с вами, мастер Глаас, нравится вам это или нет.
– Люди короля! – воскликнул Глаас, хлопнув ладонью себя по колену. – И в былые времена никто из людей вашего короля не совался на Сольгерово поле, а следующей весной, помяни мое слово, Торок, я со своими людьми пойду в земли герцога Таммельнского и соберу там столько оброка, сколько выдержат наши повозки! Если переживешь эту зиму, то непременно узнаешь, как славно я пощипал перышки Его Светлости. В эти земли пришел упадок, а там, где вода замутилась – ловить рыбу проще всего.
– Так отчего же вы уходите так скоро, мастер Глаас? – не удержался старый Торок. – Сами говорите, что пустоши наши надежно прячут вас от королевских слуг и от воли герцога Таммельнского. Отчего бы вам не относиться с почтением к здешним камням, столько раз укрывавшим вас в плохие времена? Право слово, лежать под одним из них – ничуть не хуже, чем гнить где-то на тесном городском кладбище, а вой духов для покойника ничем не отличается от звона храмового колокола…
Нахальство старика заставило заворчать разбойников, вольготно расположившихся по лавкам, и в Торока полетело сразу несколько кружек. Я от страха зажмурилась и прижалась к Хорвеку, который словно окаменел – за все это время он не издал ни звука, с мрачным достоинством приняв происходящее как данность. С другой стороны к нему приник Харль, от страха сопящий с громким присвистом.
– Проклятый старик, научился от здешней нечисти предвещать смерть! – раздавались грубые выкрики. – Укоротить ему язык! А до того – пусть скажет, где припрятал горшок с монетами! Наверняка делился с нами не всем, что находил при своих постояльцах!
Старый Торок, поняв, что рассердил грабителей всерьез, согнулся в три погибели и приник к ногам главаря, визгливо прося прощения. Господин Глаас, выждав пару минут, приказал своим ребятам утихнуть.
– Если я до сих пор жив, Торок, - произнес он веско, - то только потому, что жадность никогда не застит мне глаза, в отличие от тебя. Ты так желаешь получить от меня до зимы хотя бы еще пару-тройку монет, что не чуешь беды, стоящей у порога.
– О какой беде вы толкуете, мастер Глаас? – заискивающе спросил Торок. – Духи нынче беснуются, и ночные плакальщицы воют громче обычного, но мало ли что взбредет в ум нечистой силе?..
– Нечистая сила не тревожится попусту, - ответил на это Глаас, помрачнев из-за какого-то воспоминания. – Ты видел, какая туча стояла сегодня днем над Урраским холмом,
– Мало ли какая непогода случается, мастер Глаас… - опасливо, но упрямо возразил старик. – В наших краях иной раз дождь сменяется солнцем по три раза на день…
– Твои кости еще крепки, хоть ты и кряхтишь, точно вот-вот помрешь, - еще более мрачно ответил Глаас. – Отправляйся завтра с утра к Лигарскому ущелью и посмотри на южный склон! Нынче там прошел дождь, но, пожалуй, такого дождя ты еще не видал. Все усеяно мертвым вороньем. И не говори мне, что это случайность. Столько падали с неба без колдовства нипочем не просыплется!
Его рассказ был подтвержден возгласами разбойников, в которых за напускной бравадой слышалась тревога: хоть они и привыкли к здешним диким краям, однако обострившееся чутье верно подсказало им, что нынешние страшные чудеса предвещают наступление темных времен.
– Таммельн – порченое проклятое место, - громко произнес кто-то из грабителей, и слова эти вызвали ропот одобрения. – Правитель города сошел с ума, а король, отдавший за него свою дочку, никак тоже разума лишился. Слабые господа – слабая власть!.. А там, где нет человеческих законов – устанавливаются нечистые порядки, и скоро границы между пустошами и людскими землями никто не различит…
– Вот и посмотрим, чем будут жить эти края после зимы, - сказал на это мастер Глаас. – Долгими зимними ночами чего только не случается… Повозки готовы? С рассветом отправляемся в путь, нас заждались жены!.. Торок, накрывай столы, что стоишь, как пень? Или не желаешь с нами попрощаться по-доброму?..
Хоть от страха я боялась глаза поднять на старого разбойника, однако не упустила ни одного слова из того, что он говорил. Услышав про мертвое воронье, я вздрогнула, и Хорвек легонько сжал мои ледяные пальцы – разбойникам не стоило знать, что сегодняшнее колдовство было делом моих рук, а наблюдательности и подозрительности у одного только мастера Глааса хватило бы на десяток людей попроще. Из его речей я уяснила, что в эти края грабители приходят издалека, чтобы пытать счастья на окраинах Лаэгрии. Пустошь надежно скрывала их от королевского гнева, а с наступлением холодов разбойники возвращались в родные дома, где, должно быть, местный люд и не подозревал, что живет бок-о-бок с душегубами. «Наверняка говорят всем, что подались на заработки, - невольно размышляла я, припоминая, что и в Олораке встречала парней, пропивающих всю зиму напролет монеты с чужеземной чеканкой.
– Ох, хоть бы рассвет наступил поскорее, чтоб их и след простыл вместе с награбленным добром! Без денег нам придется туго, однако Хорвек и сам раздобыл их нечестным путем… Ворованное добро всегда проклято – переходит из рук в руки быстрее, чем ветер носит сухие листья!»
Однако следующие слова господина Глааса заставили мое сердце замереть:
– Этих ребят, пожалуй, прихватим с собой – продадим на рынке в Ликандрике, - сказал он, махнув рукой в нашу сторону. – Невелика прибыль, но и в пути от них убытка немного, к голоду они привычны – вон какие тощие!..
– П-п-родать? Нас? – проблеял Харль, от очередного потрясения обретший дар речи, в отличие от меня, напрочь его утратившей. – Да разве ж мы скот какой?
– В наших краях такие, как вы, ценятся меньше, чем скот, - добродушно ответил господин Глаас, не пожелавший присоединиться к общему застолью и оставшийся вести с нами беседу. – Я слыхал, что здесь у вас рабов нет, но в наших землях все устроено куда разумнее.