РПЛ 2
Шрифт:
– Гарпия говорила, что кровь Хорвека плоха, как вода из сточной канавы, - вспомнила я. – И еще он почти ничего не ест!
– Да, мертвая кровь, еще не успевшая как следует согреться, не по вкусу колдовским созданиям, - скривился дух-хранитель, у которого вызывал очевидное отвращение наш разговор об истинном и ложном перерождении злых духов. – Что до еды… Демон отказывается от человеческой пищи, поддерживая силы в новом теле остатками своей магии для того, чтобы отсрочить приход безумия. Но ты, кажется, говорила, что колдовских сил в нем не осталось, и, значит, вскоре ему придется поддаться естественным человеческим желаниям. Чем больше в нем будет человеческого –
– Но он мог хотя бы… - начала я и осеклась. Если господин Казиро был прав, то Хорвеку-Рекхе и впрямь было нечего мне сказать.
– Зачем же он это сделал? – пробормотала я сквозь зубы, чувствуя, как нарастает во мне злость, ведь то, что я считала добрым поступком, вдруг оказалось тяжким грузом, который покорно принял на себя демон, расплачиваясь за мою ошибку. – Отчего не поступил так, как полагалось по его темному закону? Если человеческая судьба для него унизительна, мучительна и коротка – что заставило его выбрать ее?
– Кто знает… - прошелестел голос господина Казиро. – Мне думалось, что он не решится на это. Господин Подземелий считал иначе. Быть может, он надеялся, что демон захочет отблагодарить тебя за помощь, и успеет это сделать до того, как…
– Он успел, - я говорила едва ли не тише слабеющего духа. – И, должно быть, посчитал, что отдал свой долг. Вот отчего он торопился попрощаться… Я больше не увижу его, господин Казиро.
– Не будь в этом уверена, - ответил он после недолгого молчания. – Демон нынче не хозяин себе, и до того, как борьбу проиграют обе части его новой сущности, ему придется не раз удивиться собственным поступкам.
Услышанное должно было меня встревожить, однако отчего-то отозвалось в душе волнением, весьма схожим с надеждой. Одиночество в ту пору пугало меня куда сильнее, чем опасность, которая, к тому же, почти сразу начала казаться мне чем-то вроде сказок Харля. «Кто знает, правдивы ли слова господина Казиро? – подумала я. – Рекхе был полукровкой, а Хорвек не выказывал никакой склонности к бессмысленной жестокости…Да и много ли может знать домовой дух о демонах? Я не помню даже имен своих троюродных сестер и братьев, хоть и слыхала, конечно же, что многие из них лентяи и пьяницы. Они же все считают, что я – ведьма с дурным глазом. Быть может, и домовые духи пересказывают друг другу такие же сплетни о своих темных сородичах. Они, поди, даже в троюродном родстве не состоят по человеческим-то меркам!».
Успокоив себя таким простодушным образом, я вновь попрощалась с господином Казиро, который все более явно впадал в состояние, сходное с сонным оцепенением, и собралась уходить. Крыса-фонарщик внезапно шевельнулась и поманила меня неуверенным жестом – до сих пор доверенные слуги духа-хранителя дворца не оказывали мне подобных знаков внимания. Я склонилась над странным существом, впервые заметив, как мало внешних различий между ним и господином Казиро - и поняла, что фонарщик предлагает мне зажечь мою последнюю лучину от мертвого огня.
Я приняла эту милость с благодарностью – самой лучины бы мне не хватило для того, чтобы покинуть кладбище, а мертвый огонь, как мне казалось, позволил бы мне сойти за свою среди местных духов и призраков. Господин Казиро как-то говаривал, что мертвое пламя – верное средство от заложных покойников, а они, судя по рассказам знающих людей, бывали презлющими – куда злее обиженных дев-утопленниц!.. Напоследок я оглянулась – ничего не переменилось: дух-хранитель
Поднявшись по ступеням, я с облегчением убедилась, что ни одному злокозненному беспокойному мертвецу не пришло в голову сдвинуть крышку гробницы обратно на место. Я, опустив руку с лучиной пониже, чтобы не выдать себя, некоторое время настороженно прислушивалась – не гремят ли где-то поблизости старые кости, не лязгают ли почерневшие зубы, но услышала только далекий собачий вой, перекликавшийся с урчанием, который издавал мой пустой живот. Голод прибавил мне храбрости, как это обычно и бывает с людьми простого сословия и неглубокого ума. Я выбралась из гробницы и направилась к выходу из склепа – в темном проеме арки виднелось ясное звездное небо, казавшееся странно чистым среди всего здешнего запустения, пропитанного нестерпимым смрадом.
Последние дни научили меня осторожности – я, согнувшись в три погибели, подползла к порогу, опасливо прикрывая огонек ладонью, и вгляделась в ночную тьму. Неясный лунный свет пробивался сквозь ветви деревьев и я угадывала очертания покосившихся надгробий. Тут мне показалось, что между двумя пригорками мелькнула какая-то стремительная тень. Быть может, то ветер качнул ветки, или же ночная птица пролетела над могилами, но я тут же отпрянула в сторону, и вжалась в каменный пол. Ужас сковал мои мысли, и единственное, на что я оказалась способна в ту минуту – так это на сбивчивые просьбы, обращенные ко всем богам разом: я просила их о том, чтобы то хищное, опасное движение среди полос лунного света мне почудилось. Но в темноте уж блеснули два алых огонька, и до меня донеслось глухое протяжное ворчание. Вот луна бросила отблеск на серую шерсть, на уродливую длинную морду… Я уже различила, что это не одичавшая собака и даже не волк - хоть размером оно и походило на обычных обитателей здешних кладбищенских угодий - и губы мои предательски задрожали.
Чудовище, мягко ступая, принюхивалось, поворачивая свою неестественно вытянутую голову то вправо, то влево, и я слышала, как шумно и жадно оно дышит, пытаясь уловить заинтересовавший его запах. Острые уши чутко ловили каждый звук, и я понимала, что могу выдать себя малейшим шорохом. Но склеп был негодным укрытием – здесь давно не имелось решеток, ни на окнах, ни на дверях, - и глупо было рассчитывать на защиту этих стен.
Как можно тише я начала отползать обратно к гробнице, которая могла спрятать меня, как недавно - бедных крыс господина Казиро. О, как я хотела сейчас затушить мертвый огонек! Но его не получилось бы попросту задуть, да и прикрывать его ладонью было опасно – я хорошо помнила, что говорил мне когда-то дворцовый дух о сухой гангрене, поражающей тех, кто ожегся зеленым пламенем. Оставалось надеяться, что зеленые отблески не так уж заметны со стороны.
Чудовище, тем временем, все так же плавно скользило между могил в поисках чего-то, так живо его заинтересовавшего. Я увидела, как оно замерло, изогнув спину, а затем глухо и довольно заурчало, уткнув нос куда-то в землю.
«Дьявольщина, да оно нашло череп, который я вышвырнула отсюда, и почуяло на нем мой запах!» - сообразила я. Времени у меня осталось в обрез, и я, уже не заботясь о шуме, который произвожу, ринулась к гробнице, умоляя высшие силы о том, чтобы старый механизм не заклинило. Но торопливость сослужила мне дурную службу – не успела я склониться над гробницей, как услышала низкий утробный рык совсем рядом: ужасное существо уже было здесь, и нас разделял лишь каменный постамент гробницы.