РПЛ 2
Шрифт:
Должно быть, мне полагалось в тот момент оторопело глазеть на страшные острые зубы, виднеющиеся в приоткрытой слюнявой пасти, или же уставиться на кривые когти, наверняка способные единым махом вспороть мне живот. Но мое внимание привлекло совсем другое: на шее мерзкой твари имелся ошейник, точно у обычной собаки! Я слыхала лишь об одном человеке в городе, который годился бы во владельцы подобному исчадию ада, и мысль о колдунье внезапно прибавила мне самообладания.
– Лети, огонек, - быстро прошептала я, поднеся к губам лучину, и мысленно прибавила: «Сослужи добрую службу своему бывшему господину!». В тот миг, когда жуткая колдовская тварь метнулась ко мне, я изо всех сил дунула на лучину, отчаянно
Вихрь зеленых искр взметнулся над гробницей, и я, неловко отшатнувшись, покатилась в сторону, пытаясь увернуться от мельчайшего колдовства, рассеявшегося в воздухе. Но духов мертвый огонь и впрямь обладал разумом – пощадив меня, он точно рой диких разъяренных пчел вцепился в слугу колдуньи, и чудовище истошно взвыло, объятое языками холодного пламени. Одним прыжком оно скрылось во тьме, и я, к своему ужасу, услышала, как на его вой откликнулся другой такой же голос: тварь рыскала здесь не одна.
Теперь уж не задумываясь, я нырнула в черный провал гробницы, и скатилась по ступеням в полной темноте, в мыслях горячо благословляя гостеприимные ко мне владения покойного ныне господина Подземелий. От ударов о камень из глаз у меня летели искры почище тех, что подпалили шерстьчародейской ищейке. Я не успела даже как следует поразмыслить над тем, что отправляться в гости к духам – отнюдь не то же самое, что навещать свою престарелую тетушку, дом которой всегда оказывается ровно на том же месте, что и раньше, а сама старушка и подавно никуда не исчезает. Если один раз я нашла здесь господина Казиро, то это вовсе не означало, что и во второй раз я удостоюсь чести повстречаться с ним. Конечно же, вольные духи показывались только тогда, когда желали этого, и я, замерев в темноте, принялась жалобно звать:
– Господин Казиро! Добрый господин Казиро! Не бросайте меня здесь одну! Я вовсе не желаю вам помешать нынче ночью, но мне негде больше спрятаться, а одной здесь так страшно…
«Что если дух-хранитель уже переродился? – одна тревожная мысль сменяла другую, пока я ползла вниз по ступенькам, ничего не видя перед собой. – Он говорил, что тут же забудет меня… Есть ли какой-либо прок в том, чтобы идти дальше? Я не могу похоронить себя в чужой могиле навечно! Остановись, Фейн, этот путь никуда не ведет. Единственное, что можно выгадать здесь – несколько часов отдыха, а затем нужно уходить, дождавшись восхода солнца. Колдовские создания не охотятся при свете дня…»
И я замерла, привалившись к холодной стене. От усталости, страха и голода все мое тело тряслось, словно в лихорадке. Мне казалось, что я нипочем не засну, но в какой-то момент тяжкая муторная дремота одолела мое измученное сознание, и под тяжестью непроглядной душной тьмы мои веки опустились. Время для меня потекло вовсе не так, как обычно, и я не знала, сколько проспала, прежде чем услышала слабый голос господина Казиро:
– Здесь ты в безопасности, но это убежище не годится для людей… Тебе придется вернуться к солнцу и луне. Эта могила не примет тебя. Ты еще слишком жива для того, чтобы стать частью подземных владений, оставшихся ныне без господина. И время умирать тебе не пришло…
– Но ведьма послала за мной своих чудовищ, – заплакала я, услышав знакомый голос. – Она знает, что я здесь!
– Она послала их вовсе не за тобой, - успокаивающе шептал невидимый дух. – Псы-оборотни ищут демона, и, должно быть, сегодня ночью найдут его. Ей хватит этого улова до следующей ночи… Днем тебе следует бояться людей, а не колдовских ищеек.
– Людей?
– У нее достанет власти над людьми, чтобы искать тебя не одним лишь колдовством. Тебя многие знают в городе. Нелегко скрыться той, у
Певучие эти речи были, несомненно, сродни какой-то древней магии – я поняла это шестым чутьем, обострившимся с тех пор, как заплатила своей кровью за чары подземного духа. Господин Казиро из последних сил колдовал сейчас, пытаясь спасти себя от грядущего беспамятства, и вплетал какие-то заклятия в мои волосы, едва ощутимо касаясь их своими слабыми руками – я чувствовала эти невесомые касания, но у меня не достало сил, даже для того, чтобы пошевелить пальцем в ответ.
– Я согласна, забирайте мои волосы, - промолвила я, чувствуя, как меня окутывает тепло, которого мне так не хватало в этом каменном мешке.
Тут же в моих волосах началось странное копошение – десятки проворных маленьких лапок с острым коготками вцепились в них. А затем я услышала, как тихо-тихо защелкали мелкие зубы, и поняла, что крысы обгрызают волосы. Чувство, похожее на отвращение, охватило меня, тут же на смену ему пришел страх – подумалось, что они из-за голода могут забыть приказ своего господина и обглодают мое лицо. Но из-за убогого тепла, исходившего от крошечных тел, мысли начали путаться, и я незаметно для себя самой опустила голову на каменную ступеньку, крепко уснув под живым покрывалом из десятков крыс.
Очнулась я ранним утром в полном одиночестве – только под моими ногами похрустывали старые крысиные косточки. Тусклый свет пробивался сверху сквозь щель: ночью я была настолько напугана, что не сумела как следует закрыть за собой дверь в потайной ход. Не таким уж надежным оказалось мое укрытие…
Я, пытаясь побыстрее прогнать сон, принялась тереть грязное лицо, и с приглушенным воплем отдернула руку от своих волос – точнее говоря от того, что от них осталось. Мне тут же вспомнился наш уговор с господином Казиро, казавшийся сейчас муторным тяжким сном, наподобие тех, что обычно приходят к людям, измученным горячкой. Я недоверчиво ощупала свою голову, и мне показалось, что я глажу бродячую собаку, шерсть у которой вылезла клочьями от какой-то хвори. На руках остались темные следы, и в слабом бледном луче света мне показалось, что я испачкала их в чем-то, похожем на пыльцу с крыльев серых ночных мотыльков. «Очередное колдовство, - тоскливая мысль пришла в мою голову так быстро, словно кто-то нашептывал мне на ухо подсказки. – Я больше не рыжая Фейн, и одним богам ведомо, стану ли я когда-нибудь прежней…»
Отчего-то эта потеря, не столь уж значительная, если разобраться, заставила меня горько заплакать. Я, с трудом поднявшись на ноги, принялась взбираться по крутым ступенькам, всхлипывая и тоненько подвывая. Чувство голода притупилось – возможно, то был прощальный подарок духа-хранителя, или же попросту ноющая боль в желудке стала мне привычной. Но я понимала, что долго без еды мне не продержаться. Последние медяки я оставила господину Казиро, и теперь мне оставалось разве что просить милостыню, или же потребовать кусок хлеба в таммельнском доме призрения, попечителями которого выступали городские храмы. От дядюшки я слыхала, что несколько раз в месяц по приказу господина Огасто там раздавали дармовое угощение, и при известном везении я могла бы отменно позавтракать от герцогских щедрот.