RS-9.Элоиза и Себастьяно, или Тёмные стороны
Шрифт:
— Возможно, понимаю, — Доменика продолжала внимательно на него смотреть. — Эла, я вижу не только следы от раны и хирургического вмешательства. Ты решила, что монсеньор будет хорошим объектом для агрессивной практики?
Что? О чём она вообще?
— Нет, Доменика, я не практикуюсь на монсеньоре. Но… иногда случается что-нибудь, чего мы изначально вовсе не планируем, — она с изумлением смотрела на наставницу.
— Тебе следует научиться не оставлять подобных следов. Прежде чем практиковать на живых людях. Знаешь, как выглядит человек, не контролирующий
— Боюсь, сейчас я не готова приезжать на тренировки — она сидела ни жива, ни мертва, и не верила своим ушам.
— А сейчас они тебе попросту не по силам, — усмехнулась Доменика.
— Скажи, а почему я никаких следов не увидела? — Элоиза никак не могла поверить.
— А я откуда знаю? — поинтересовалась Доменика. — Сказала бы, что ты бестолковая, вот и не видишь — да это не вполне так, мозги у тебя есть. Не понимаю только, почему ты ими не пользуешься.
В этот момент дверь приотворилась и внутрь проскользнула сестра Агата, секретарь Доменики. Уж конечно, никому другому почтенная родственница не доверила бы рыться в своих шкафах. Она сдержанно поздоровалась с Элоизой («Добрый день, Рафаэла»), бросила остро любопытствующий взгляд на монсеньора герцога, поставила на стол заказанные флакон и коробку, и вышла.
Доменика раскрыла коробку, перебирала там порошки. Нашла и выудила пакетик из шуршащей коричневой бумаги.
— Щепотку заливать половиной стакана горячей воды, но не кипятком, давать молодому человеку утром и вечером в течение недели. Своими руками, естественно, — далее она снова звонила и отдавала указания.
Ей принесли кувшин с водой, стакан и маленький стеклянный флакончик. Доменика отмерила десять капель в стакан и залила водой из кувшина. Запахло каким-то неизвестным Элоизе растением.
— Этот сильный запах — он необходим? — спросила она.
— К сожалению, — усмехнулась Доменика. — Возьми и выпей. И потом ещё четыре дня. Утром встала, поела — обязательно, хоть просто чашку кофе с корочкой хлеба — потом налила и выпила. И вообще, тебе бы проколоться или прокапаться. Летом ты выглядела намного лучше, и даже весной после операции всё было как-то позитивнее. Что-то в твоей жизни идёт не так.
Элоиза выпила пахучее лекарство и поморщилась — оно было ещё и горьким, вдобавок к запаху. Но перестала кружиться голова, и предметы вокруг стали более резкими. Тем временем Доменика заполнила флакон — лекарство оказалось ядовито-зелёного цвета. Из той же чёрной коробки она достала бумажный пакет и запаковала и флакон, и упаковку с порошком.
— Ступайте, мне больше нечего вам сказать. Рафаэла, позвонишь, когда тебе станет ощутимо лучше, — Доменика поднялась, опираясь рукой на стол.
После такого и впрямь не оставалось ничего, только встать и попрощаться.
23. Горизонты врачевания
Уже в городе Себастьен спросил:
— Элоиза, что вы думаете об обеде?
— Об обеде? — вынырнула из полудрёмы Элоиза. — Не знаю. Наверное, обед —
— Вы не голодны? — удивился он. — Ничего же, можно сказать, сегодня не ели.
— Не заметила, — пожала она плечами. — Хорошо, пусть обед.
Себастьен скомандовал Марко везти их в «котов». Давно там не были.
У котов он отпустил машину, сказал, что позвонит, когда их нужно будет забрать. Балкон был свободен, он сделал заказ и дождался, пока официант спустится вниз.
— Скажите, сердце моё, это было необходимо?
— Что именно? — Элоиза даже проснулась.
— Эта поездка. Что вы хотели услышать от вашей грозной родственницы?
— Что-нибудь новое.
— Услышали?
— Увы, нет. Точнее, услышала, но вовсе не о том, о чём хотела.
— И стоило ради такого подниматься рано и ехать? Лучше бы поспали, вам было бы полезнее. Право, я не понимаю ваших семейных легенд про эту даму. Бабушка и бабушка.
— Это Терции она бабушка, а мне преподаватель.
— Та самая, которая чуть не выгнала из школы вашу Анну? И к которой вы ездите со всеми сомнительными вопросами?
— Если кто и знает много о нас, в смысле — о семье, так это она. Вижу, на вас Прима не произвела впечатления.
— Суровая бабушка, да и только.
— Верите, что эта суровая бабушка может вас пальцем перешибить?
— Нет.
— Зря. Может.
— Не уверен, что нужно проверять. Я бабушек не обижаю. Кстати, что там она говорила про какой-то сомнительный порошок?
— Она ткнула меня носом в мою ошибку и дала средство для её исправления.
— Это что же была за ошибка?
— Я тогда ударила вас слишком сильно. И следы есть до сих пор, я их не разглядела, а она — сразу. Вы думаете, почему так медленно восстанавливаетесь и быстро устаёте? А вот поэтому.
— А вовсе не из-за естественных причин, о которых говорил нам Бруно, — усмехнулся он с очень большим сомнением в голосе.
— Если не верите — спросите Доменику. Именно так — не видит ли она повреждений, недоступных человеческому глазу и обычному восприятию. Можете рассказать ей, как ездили в Санта-Магдалена.
— Которую из? — рассмеялся он. — Они у вас все Доменики.
— Что поделать, потому мы их и нумеруем. Я предполагаю, что Терция где-нибудь поблизости от Бруно. Но если вдруг вы где-нибудь встретите Секунду — она увидит едва ли не лучше. Если вас убедят — придёте, я разведу вам порошок.
— Точно, сказали же — из ваших рук. Из ваших рук любую отраву, конечно, но мне сомнительно, уж простите. Ни разу не видел, чтоб вас так вот грызли, а вы не сопротивлялись.
— Было время — сопротивлялась. Мы не общались лет пятнадцать никак. Сейчас я пытаюсь взять полезное и не цеплять другого.
— А про сон она вам вообще, на мой взгляд, ничего нового не сказала.
— Пусть так, — у Элоизы уже не было сил спорить и защищаться.
— У вас какие планы на остаток дня?
Обед незаметно для всех закончился, и Себастьен вызвал машину и подозвал официанта.