Ртуть
Шрифт:
Крики, эхом разносившиеся по лесу, то приближались, то отдалялись, заставляя меня дышать быстро и неглубоко. В конце концов звук раздался так близко, что мне показалось, будто прямо под ногами Аиды притаилось голодное чудовище. Я вскрикнула, подпрыгнула в седле и подтянула ноги, сердце заколотилось в груди.
Кингфишер остановил свою лошадь и устало оглянулся на меня.
— Что с тобой не так?
— Там… там… мы умрем здесь, придурок! Разве ты не слышишь эти крики?
Он посмотрел на меня так, словно я была самым утомительным существом, с которым
— Это тени, человек.
— Что значит — тени?
— Ну, знаешь. Души. То, что остается от существа после его мучительной смерти.
Моя паника возросла до максимума.
— Призраки?
Кингфишер выглядел задумчивым.
— Я не знаком с этим термином. Эти существа нетелесны. У них нет физической субстанции. Они не могут причинить тебе вреда. Они даже не знают, что ты здесь.
Боги, я не могла сглотнуть.
— Тогда почему они кричат?
— Они заново переживают свои последние мгновения. Ты бы тоже кричала, если бы пережила ту же смерть, что и они.
— Они умерли здесь? В этом лесу? — Не делай этого. Не спрашивай его. Не спрашивай, мать твою. Но я должна была знать. — Как они умерли?
Кингфишер внимательно вглядывался в окружающую нас темноту, в его глазах поблескивали серебристые искорки.
— Смотри и сама увидишь.
— Здесь кромешная тьма! Я ничего не вижу. Я даже собственной руки перед собой не вижу! — В этот момент тишину расколол еще один пронзительный крик, настолько близко, что Оникс взвизгнул и попытался проделать дыру в дне джутовой сумки, чтобы спастись.
— Я все время забываю, насколько несовершенно человеческое зрение, — заметил Кингфишер.
— О, и я полагаю, что ты можешь разглядеть здесь каждую мелочь? — Я ткнула пальцем в сторону леса, вкладывая в вопрос весь имеющийся у меня сарказм, поскольку нас окружала стена черноты, но Кингфишер пожал плечами и надулся.
— Конечно, не все детали видны ясно. При дневном свете я мог бы разглядеть гораздо больше. Но да. Я прекрасно вижу. Поравняйся со мной, и я подарю тебе временное зрение.
— Нет.
— Нет?
— Нет!
— Что значит — нет?
— Я хочу сохранить возможность спать в будущем. Я не хочу видеть, как мучающиеся души переживают свою смерть, большое спасибо. Я пас.
Кингфишер хмыкнул.
— Как хочешь. Но когда услышишь их крики, не жалей их, человек. Это место — тюрьма. В Плетеный лес отправляют только тех, кто виновен в самых чудовищных преступлениях. Деревья скрывают здесь самых злобных монстров.
Минуты превратились в час, который превратился в три часа. Могло быть и больше. Было трудно определить, сколько времени прошло, сидя на спине этого бугристого, неудобного животного. Грудная клетка Аиды была слишком широкой, и каждый раз, когда я наклонялась вперед, упираясь в переднюю часть седла, мои бедра горько жаловались. Моя задница, а также гораздо более чувствительные части моей анатомии чувствовали себя так, словно стерлись до крови, и это было совсем не весело.
Крики становились
Я держала язык за зубами, сколько могла, но в конце концов темнота, кричащие тени и бесконечный холод взяли свое.
— Сколько нам еще осталось? — Я планировала выкрикнуть эти слова так, чтобы Кингфишер услышал меня сквозь ветер, шумящий в ветвях деревьев, и ровный металлический скрежет удил, которые нервно жевали лошади, но волнение пересилило, и вопрос прозвучал надтреснутым шепотом. От необходимости повторять меня спас острый слух Фишера.
Его голова повернулась на дюйм вправо — единственный признак того, что он меня услышал. Но затем он сказал:
— Мы почти на месте. Осталось всего полчаса. Если пойдем рысью, то прибудем еще раньше.
Рысью? Я язвительно рассмеялась.
— Ничто из того, что ты можешь сказать или сделать, не заставит меня биться задницей об это седло сильнее или быстрее, чем сейчас.
— Немного некомфортно, человек?
— Это не подходящее слово, — проворчала я.
— Я с радостью избавлю тебя от боли и страданий, как только мы достигнем пункта назначения. Мне говорили, что мои губы обладают целебными свойствами. Особенно если их использовать между бедер. — В голосе Кингфишера звучало обещание, сотканное из темного шелка. Соблазнительное. Немного волнующее, если быть честной. Но я была не расположена к честности. Я была раздражена и меня уже тошнило вздрагивать каждый раз, когда какая-нибудь веточка касалась моей руки. Я хотела, чтобы эта маленькая полуночная прогулка поскорее закончилась.
— Я удивлена, — фыркнула я.
— Почему?
— Удивлена, что ты предлагаешь провести какое-то время между моих ног. Особенно после того, как я стащила у тебя нечто столь ценное в прошлый раз, когда обманом заставила тебя приблизиться ко мне.
Я заметила, как плечи Фишера затряслись, словно он смеялся.
— Ты действительно думаешь, что я не заметил, как ты взяла кольцо?
— Я уверена, что ты не заметил.
— О, да ладно тебе. Я понял, что ты задумала, как только ты забралась ко мне на колени.
Кажется, я бы предпочла густую тишину, пронизанную предсмертными криками, самодовольному тону Кингфишера.
— Боги, ты ведь ненавидишь это, правда? Быть одураченным человеком. Почему ты не можешь просто признать, что я тебя провела?
— В Санасроте наступит зима, прежде чем ты обманешь меня. — Он сказал это так уверенно, словно это было очевидным фактом. — Я понял, как только ты вошла в кузницу, что ты что-то задумала. Признаюсь, меня заинтересовало, что ты затеваешь.
— Ух ты. Ты предпочитаешь продолжать врать и копать себе яму еще глубже, чем признать правду. Твое самомнение впечатляет, Фишер.