Рубеж-Владивосток
Шрифт:
Пакостник с разбитой рожей кивнул удручённо. Насупился.
Взводный на меня с грустью посмотрел. Подался и на ухо шепнул:
— Это ж сын князя Чернышова, о чём ты думал? Его батя тебя в порошок сотрёт.
— Отмарширую со знаменем перед Небесной принцессой и делайте, что хотите, — ответил я торжественно и без сожалений о содеянном.
Потому что я за правду. А скотов вроде этого наказывать надо.
Глава 5
Небесная принцесса и боевое Знамя
2
Юнкерское училище имени адмирала Ушакова. Казарма первого курса.
День прибытия Небесной принцессы!
6:30 по местному времени.
— Рота подъём! — Закричал звонко с тумбы дежурного юнкер, голос которого в первые мгновения стал для многих самым ненавистным на свете.
Не думал, что получится уснуть после всего, что произошло. Но меня вырубило так, что теперь недоумеваю, почему же за окнами так шумно, будто мы в горах под непрерывными ветрами.
Да… по ощущениям на улице действительно что–то такое творится.
— Физической зарядки не будет! — Объявляет ротный с центрального прохода. — Умываемся, господа юнкера, бреемся начисто, готовимся к завтраку!
Встаю тяжело. И встречаю взгляд Чернышова с глубочайшим укором с противоположной стороны кубрика. Опухшая, перекошенная рожа, под глазами два фонарика. И ему это определённо идёт. Только он взгляд переводит на выход из кубрика, видимо, чтобы ротному показаться. А взводный уже тут как тут. При полном параде в белой рубахе, с золотым аксельбантом на кителе.
Хочет забрать его в каптёрку под шумок и там спрятать. С челюстью бы в санчасть и срочно. А то мало ли. Но этим важнее, чтобы комиссия не поймала по дороге.
Всё, уже не до них. Товарищи спешат в умывальник с рыльно–мыльными соску занять. А я со своей стопой разбираться начинаю, пользуясь отвлечением остальных.
Ещё в полночь разобрался, что там в носок впилось. «Ёжик» от колючей проволоки они мне в сапог засунули. Ещё и наточили, заразы. Окровавленную портянку я застирал и сушиться повесил, а стопу перебинтовал одним из шёлковых платков. За полгода у меня их шесть штук набралось от юных и очень юных девочек, выражавших мне симпатию.
Стопа распухла и теперь боль тлеет противная, стоит только потревожить. Поспешил в портянку замотать туго, чтобы ребята не увидели. В хромовый сапог засунул, от боли дикой чуть не воя.
Не влезает носок. Всё. В груди холодеет от осознания того, что я всех подвёл. Если бы не набил Максиму рожу, он бы смог меня заменить. Но сдержаться было выше моих сил.
Сдаваться не намерен. Поэтому принимаю единственное верное решение. Стельку вынимаю и пробую изнутри подошву бритвенным ножиком прорезать. Поначалу не пошло, но от злости и дури вообще насквозь прорезал! Да и чёрт с ней.
Сунул носок туда без стельки и с дыркой, только так и вошло. Через боль, которую давлю злостью и решительностью. Второй сапог надел, поднялся. И после
Стал расхаживаться по кубрику, привык, полегчало. Но стоит сильно ударить стопой, как и буду на плацу шагать, простреливает так, что коленки подкашиваются.
Поспешил в умывальник последним уже в парадных штанах, которые мне каждый юнкер норовил забрызгать.
Объявили, что торжественная линейка будет в десять утра и погнали нас из казармы на завтрак. К кителю впервые выдали аксельбант из трёх канатов цвета флага Империи, который мне даже пришёл специальный человек из оркестровых лепить.
У знамённой группы золотые аксельбанты, а у меня у одного на всю роту такой. Сердце в груди пылает, и дышится легко. Знаю, видит меня отец с небес. И гордится своим сыном. А я ведь не подведу, бать. Испытания только в радость. И от боли не покривлюсь, не дождётесь.
Пройду перед принцессой Небесной самым счастливым и гордым от того, что знамя училища несу.
На улицу вышел и о всякой боли позабыл. А я и думаю, отчего юнкера в казарме к окнам прилипли.
Над нами дюжина боевых дирижаблей висит! Не над самим плацем, а по периметру училища, похоже. На высотах от ста до пяти сотен метров. Пушками своими крупнокалиберными блестят. На шпилях, устремлённых в стороны от кабин, флаги Империи огромные развеваются. Рокот пропеллеров сверху, похоже, и создаёт этот гул, заполоняющий собою пространство. Но это ещё не всё!
На плацу уже со стороны трибуны три меха, синим перламутром сверкая, стоят в ряд с крыльями сложенными!! Вроде одинаковые и по габаритам, и по фигурам человекоподобным, с гербами золотыми на кабинах. Но каждый индивидуален в мелочах. Резаки разные, броня блестит у каждого по–особенному.
Юнкера рты раскрыли, бьются друг о друга, из подъезда выходя.
На трибуне и вокруг чиновников тьма, да прочих господ с дамами толпа целая. Но к мехарам не подходят, там даже караул выставлен. Нет, не юнкерский, полицейское отцепление стоит с винтовками. По периметру плаца тоже полицейские в зелёных мундирах маячат, у газонов и меж редко посаженных деревьев. Причём не простые, а со звёздами на погонах. Похоже, весь офицерский состав полиции Владивостока привлекли.
Задержали при нас какого–то ушлого дядьку с фотокамерой. Прям налетели, когда к мехарам подошёл и нацелил свою коробку с линзой. Юнкера посмеялись над эпизодом, но это скорее от нервов.
Гам людской стоит, как на базаре, и совершенно непривычен в стенах училища.
И не только на плацу народ шум создаёт. По территории шастают небольшие делегации в сопровождении наших офицеров, которые показывают им что–то, рассказывают, распинаясь. А те лица воротят холёные, брезгливо поглядывая на облицовку зданий.