Рубеж. Пентакль
Шрифт:
Он замолчал, а Ярине не захотелось переспрашивать.
Небо.
Звезды.
Его рука…
Пусть это сон, пусть скоро все исчезнет, развеется морозной дымкой, но пока они вместе, и послушный воздух легко несет их в черную высь, и легкий ветерок ерошит волосы…
– Эта?
– Эта!
Свет факелов – в лицо. Бородатые рожи склонились, дышат перегаром.
– Тощая, сучка! Костистая!
– Ничего, щас помягчает!
Еще ничего не понимая,
– Ишь, брыкается!
Удар – острым носком сапога по лицу. Во рту хрустнуло, хлынула соленая кровь.
– Но тока чтоб жива осталась! Ясно?
– Останется! Всю жизнь помнить будет!
Руки вздернули вверх, заскрипела ржавая цепь, цепляясь за крюк. Ярина извернулась, ударила ногой – не глядя, наугад. Попала! Громкий крик, непонятая ругань – невидимый толмач и тот промолчал. Девушка попыталась отодвинуться к стене, ударить снова…
– Ах ты, гадюка!
На этот раз били втроем – сапогами, куда придется. Наконец, хекая, отступили, кто-то плюнул – липкая слюна поползла по щеке.
– А может, придушим, а?
– Ты че? Сказано – чтоб запомнила! Запомнила, понял?
Потная волосатая ладонь протянулась, резко рванула ворот плахты. Крепкая ткань, трещала, не поддавалась, больно впиваясь в шею. Ярина попыталась двинуться, но боль сковала, прижала к грязной соломе.
– Чур, я первый! Ну чего, сучонка? Раздвигай ножки!
Что-то тяжелое, пыхтящее, воняющее тухлым луком, навалилось сверху, завозилось, потная ладонь легла на грудь, скользнула по бедру, ногти врезались в кожу…
Хотелось закрыть глаза, но даже на это уже не было сил.
Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи
Я знаю, как меня зовут!
Знаю!
Знаю, знаю, знаю!
Логин Загаржецкий, сотник валковский
– Хлопцы-ы! За мной! Рубай! Як капусту! Впере-од!
И диво дивное – разом сгинуло все: страх, сомнения, майским червяком точившие сердце. Пекло ли, Рай, кочерга или галушки с медом…
Вперед!
Добрый конь не первый год под седлом – сразу понял, ударил копытами в затоптанный хрупкий снег.
Впере-е-од!
Эх, куме, не журись, туды-сюды повернись!
Турецкие гарматы, ощетинившиеся багинетами французские каре, немецкие шанцы – все сметали, всех в землю втаптывали. В землю, в горячий песок, в болотную жижу, в окровавленный снег. Верная шабля-»ордынка», в горячем бою взятая, прикипела к ладони. Хороша «ордынка», всем хороша, вернее жены, святее иконы!
Эх, бога-душу, крест животворящий, параскева-пятница и всех янголов собор!
Вперед!
…И уже поганая шибеница позади, и столбы, и веревка без петли, и кони храпят, близкий бой чуя, а ворога все нет, только снег сгинул, да близкий лес пропал, и небо…
Эх, не время на небо глаза пялить, не время!
Вперед!
Не
Хлопцы? Как они?!
Оглянулся – хмыкнул в седые усы.
Молодцы хлопцы!
Все здесь – лавой, пики вперед, шабли наготове. Шмалько, греховодник старый, как водится, одесную, ноздря в ноздрю, редкие зубы довольно щерит, потеху чуя, за ним – Нагнибеда с ятаганом турецким, а там и Свербигуз, и Забреха, и Нечитайло. У Петра Енохи в руке фитиль дымится, гаковница вперед смотрит. Ахнет – добре будет! Дмитро Гром изловчился – гранату немецкую достал, и тоже фитиль приготовил – в зубах держит.
Остальные…
И остальные – молодцы!
– Сотник! Пане сотник!
Голос есаула заставил дрогнуть, обернуться…
Что же ты головой крутил, старый дурень, лысая башка!
Стена!
…От земли до неба, со всех сторон – неровная, клубящаяся, горящая дивным розовым огнем…
Эхма, вражины! Когда ж успели?
– То еще только туман, пан сотник! Вперед!
В голосе Юдки, колдуна проклятого, тревога. Небольшая – на самом донышке. И тут только сообразил сотник, что пристроился заризяка-жид ошуюю, из-за левого плеча советы подает.
Знаем, знаем, кому за левым плечом место! Шаблей бы христопродавца! Или просто перекреститься! Жаль, времени нет!
– Вперед, хлопцы! Впере-од!
И снова не сдержался – махнул «ордынкой». По стене, по розовой дымящейся мути, по бесовскому наваждению. Даже ветер не просвистел, только холод по руке.
– Пусть на рысь перейдут, пане сотник. Ехать долго, заморим коней!
Не терпел советчиков сотник Логин. Вообще не терпел, а особливо в бою. А еще если из-за левого плеча!
Ах ты, жидяра клятый!
Холодно глядели глаза Иегуды бен-Иосифа. И от того взгляда опустилась рука с верной «ордынкой».
– Гей! Хлопцы! Рысью! Размашистой да не раскидистой! Шабли не прятать, пики вперед, фитили зажечь!
Выдохнул, обернулся.
Туман!
Розовый, густой, горло терпким духом забивает. В десяти шагах – ничего не видать. И в пяти не видать…
– Юдка, собачий ты сын, верно ли едем?
– Пока – да, безмозглый лысый хазер!
Скрипнул зубами сотник Логин. Стерпел. Видать, чует смерть поганый колдун, оттого и язык свой мерзкий распускает. Верно чует! Вот только туман позади оставят, на битый шлях конские копыта вынесут – тут и аминь жиду.
– Спрячь шаблю, пан сотник!
Зарычал Логин, но снова стерпел. Понял вдруг – неспроста Юдка такие советы дает. И вправду – туман словно густеть начал. Густеть, дышать гарью, рассыпаться колючими искрами…
– Хлопцы! Прячь шабли, фитили гаси! Да скорее, богу в душу! Шибче!
Еле успел. Полыхнула «ордынка» красным огнем, дохнула жаром. Думал – задымятся ножны, ан нет – холодны остались.
– Юдка, чортов ты сын! Чего ж это такое?
– Огонь, пане сотник. Пока еще – только огонь. Можно ехать.