Рубеж. Пентакль
Шрифт:
Вэй! И где те погреба? И где тот пан?
Пан сотник валковский больше не спешил с расспросами. Сидел, головой лобастой мотал. Я не торопил. Уж кому незачем спешить, так это мне. На палю да под шабли всегда успею!
– То… То не ад, как думаешь, жиду?
– Не ад, – вздохнул я. – Шеола, говорят, и нет вовсе. Это не ад, не земля. И не небо. А вот что – сам точно не знаю.
– Завел ты нас, вражий сын!
Я и отвечать не стал. Завел, конечно. Да не туда, куда хотел.
– И рубить тебя вроде
Голова опустилась вниз, крепкие ручищи повисли, словно кость из рукавов жупана выдернули. Скис, черкас гетьманский! Или нет?
Нет!
В глазах вновь вспыхнул огонь. Распрямились плечи, кулаки сжались – до белизны, до костяного хруста.
– Врешь! Врешь, вражина! Не сожрал нас твой Самаэль, и тут не пропадем!
На миг почудилось, будто передо мною взделся на задние ноги разъяренный буйвол. Эх, нет тут моего пана! То-то бы звон сабельный пошел!
– А ну, выкладывай, пес!
Б-же мой! Ну, почему сразу – пес?
Он слушал молча, подперев кулаком щеку. Слушал, кивал.
– Значит, стража в клятых Воротах не наша была? Эта, тьфу, как ее? Смена другая?
– Если бы! – усмехнулся я. – Что такое смена в Воротах, пан сотник? Несколько низших Малахов Служения – и все. Их там сегодня и не было вовсе. Там стояло войско – все сонмище Самаэлево под розовым стягом. Или мне стоило сказать пану сотнику?
Цвета стяга я, понятно, не разобрал – но мне ли не знать, под каким знаменем выступает Ангел Силы?!
Ручища сотника потянулась к левому усу, крутанула, закинула за ухо.
– Сволочь ты распоследняя, пан Юдка! Как есть, вражина! Под молнии ихние подвести нас задумал?
Не грозно сказал – печально. Словно сожалел.
– Какой есть, пан Загаржецкий, – хмыкнул я. – Да только пусть пан зацный себе иную материю представит. А как схватили бы пана сотника, к примеру… жиды.
Я специально обождал, чтобы полюбоваться выражением его лица.
– Схватили и решили на палю свою жидовскую набить. Или… на крови его шляхетской мацу замешать. То пан Логин не захотел бы погулять напоследок?
Лицо сотника аж перекосило печеной репой. Дернулись ноздри, встопорщились седатые усы.
– Ах, вот ты каков, Юдка, сотник надворный! Ай, не раскусил я тебя, жиду! Ай, не понял!
– Так не всегда ж нам барахлом торговать да всяким хазерам кланяться!
И я улыбнулся прямо в лицо своему врагу.
Странно, он словно успокоился. А и вправду – что теперь горло драть? Ор – бабье дело.
– Да только не по-твоему вышло, жиду! Да и врешь ты! Не взяли нас твои Малахи! Или ты, Юдка, от страху да от злобы памяти лишился?
…Не памяти – языка. Или разума.
– Чего молчишь-то?
– Пан сотник сам видел, – вздохнул я наконец. – Или пан сотник даже суд Страшный не приметит?
– От
Ну почему я не гой? Почему не могу перекреститься?
– Я не различаю цветов. Но если розовый цвет голубым сменился… Ведь так, пане сотнику? И если пан сотник в том уверен…
Я помолчал, собираясь с мыслями. Он уверен… А в чем уверен я? Вода мокрая, солнце горячее, комары кусают…
…Вэй, неправда! Не мокрая, не горячее, и не кусают – целуют.
– Пан сотник должен помнить, что Рубеж стережет караул Воителя Самаэля. Их цвет – розовый. Но он лишь тень Микаэля-Малаха.
– Чего я твоих жидов помнить должен? – огрызнулся он. – Я в вашу синагогу не хожу!
– И зря, – вздохнул я. – Таких, как пан сотник, там ставят на сквозняк – чтобы глупость выдуло. Ну хорошо, можно иначе. Небесным воинством предводительствует архангел Михаил. Вы еще называете его Архистратигом.
Пока пан сотник крестился, я быстро переводил имена с привычного языка на наречие гоев. Как бы мне рот углями не забили за такое кощунство!
– Никто, даже другие предводители Малахов… ангелов не могут без разрешения пересекать Рубеж между Сосудами… мирами. Сам Архистратиг предстоит перед Святым, благословен Он, воинство же ведет архангел Рахаб. Он – Меч Микаэля.
– А у нас Михаил на стяге полковом серебром вышит! – с гордостью сообщил пан Загаржецкий.
Я поморщился. Кому что, а курци – просо.
– Виза была оформлена правильно, но Досмотр пытался задержать нас. А я еще понять не мог – почему? А как Воинство увидел…
– Эге! – вновь перебил он. – Выходит, те, вторые, на собственную сторожу напали? Эх, гляжу, и в небесном таборе порядку мало! Разброд в твоих небесах, пан Юдка!
– Хуже! – вздохнул я. – Не разброд, пане моцный! Не разброд – война! И не в моих Небесах – в наших!
…Мышка толкнула горшок с молоком, разбился горшок, мужик бабу – кочергой, мужика того – в колья, а там и гусары подоспели, и вот уже село горит, а там и вся округа.
А каково мышке?
Неглуп оказался сотник Логин. Пошумел, шаблей-»ордынкой» помахал, пообещал мне, жиду пархатому, не одну палю, а целых две, и – по коням!
Вперед!
Что вперед, что назад. Везде одно и то же. Узкая дорога над черной пропастью. Час за часом, от привала к привалу. Над пропастью – и под пропастью.
«Тогу богу» – «нестройно», «пусто-пустынно».
…В начале сотворения Всесильным неба и земли, когда земля была пуста и нестройна…
Когда я в хедере у меламеда про «тогу богу» спрашивал, он, бедняга, про наш уманский рынок толковал. А я, сопляк малолетний, все представлял, как Дух Всесильного парит над перекупками да шмаровозами. Как-то спросил у отца…