Рубеж. Пентакль
Шрифт:
«По версии Гумилева, в этот период произошел раскол древнееврейского этноса» – какого этноса? К VII веку в Палестине евреев было меньше, чем в Италии и Византии… Талмуд начал писаться веке в VIII, вряд ли раньше. Причем в Испании, а не в Византии. Что касается «персидских евреев», из которых образовался Хазарский каганат – так это та часть, которая из Палестины ушла еще в I веке. После того самого восстания, когда Веспасиан рвал и метал, высылая бунтовщиков хоть к пиктам, хоть к парфянам…
«Гумилев также упоминает о союзе персидских евреев-каббалистов с персами-маздаистами,
«Учение маздаистов Гумилев считает такой же антисистемой, как манихейство» – что считает Гумилев, его личное горе. Дуализм в учении Ахура-Мазды несомненно присутствует, это, кстати, чуть ли не первое дуалистическое учение в мире (возникло что-то ок. XVII BC). Вот только антисистемой К ЧЕМУ оно является? В то время монотеизма как-то не было…
«…и вряд ли можно с уверенностью сказать, были ли те поклонники Люцифера никейцами, гностиками, манихеями или кем-либо еще…». Да христианами они были. Которые не знали, что теологи Никейского собора через двести лет скажут, что Несущий Свет суть сатанист Митра и наделят дьявола эпонимом «Люцифер».
– А Зохар (Зогар) здесь при чем? Я хочу только сказать, что есть свет и свет. Есть свет от Бога и есть свет от Люцифера. Но претензия видеть в Деннице именно Спасителя, а не спасателя – ничем не подкреплена.
– А все-таки хотелось бы спросить у авторов: чья была идея сделать Люцифера положительным героем?
– А чем вам не нравится Люцифер как положительный герой? (кивок хитрым авторам, ни разу не назвавшим этого имени):) Очень даже неплохое имечко Эосфор, Люцифер – «Светоносный», между прочим, означает. Архангелом был Господним, да еще и самым любимым. А низвергнут был всего лишь за гордыню (почему она и стала одним из смертных грехов) – отказался поклониться человеку свежеиспеченному (пардон, свежеслепленному). Это уж потом его теософы сделали воплощеньем зла, заодно смешав в кучу все демонологические имена и назначив их абстрактному «врагу». А он ведь светом заведовал…
– Видите ли, в различных христианских течениях биография Люцифера весьма различается. Манихеи, в частности, считали его творцом видимого мира, более того, ассоциировали с Иеговой из Ветхого Завета. Так что как он там появился на свет и чем занимался – это не принципиально. Суть в том, что Денница в романе несет родовые признаки нечистой силы и при этом является положительным героем. Не хотите подобных ассоциаций – не описывайте в романе признаки, по которым каждый может распознать Люцифера. У Марка Твена, кстати, есть произведение, где фигурирует ангел по имени Сатана, по его собственному утверждению, лишь родственник того всем известного падшего ангела. При этом у читателей возникает четкое впечатление, что ангел Сатана – он сатана и есть, что бы он о себе ни говорил, странно, если авторы «Рубежа» рассчитывали на другое впечатление от Денницы.
– Эт-точно.
– Чему удивляться, если трое самых популярных авторов, пишущих для молодежи, без стеснения коверкают Библию, перемежая Апокалипсис выжимками из Каббалы и собственной литературной отрыжкой (Олди «Рубеж»), употребляют слово Тьма в положительном смысле (Перумов, кто же еще) и пользуют мораль как туалетную бумагу (Лукьяненко). Это ли не смущение умов? Беда в том, что гнусная материалистическая традиция, в которой воспитаны были нынешние старшеклассники и студенты, не позволяет им критически оценивать подобные «шедевры». Мы с тобой устали уже это обсуждать…
– Эта книга – редкий эксперимент по сопряжению в одном романе различных литературных, философских и национально-фольклорных традиций. Начавшись как достаточно традиционный роман-фэнтези, «Рубеж» почти сразу обрушивается в глубины экзотической философии Каббалы, скручивает мироздание в сложнейшие подвижные узоры, из которых читатель вдруг вываливается под чистое ночное небо гоголевской Малороссии… Магия героической фэнтези, магия Тетрагамматона, магия гоголевских козацких ведунов – и мощный накал нравственных коллизий… Очень хорошо. (Сергей Бережной)
– По-моему – тоже, книга замечательная, и конец у нее светлый (у меня, честно говоря, даже сомнений не возникало). Но один вопрос для меня остался совершенно непонятным: почему ребенок воспринимал пана Мацапуру как «доброго дядьку»?
– Да ребенок потому что! Хоть и ангел.
– Ребенок, разумеется, но этот ребенок способен видеть сквозь «пленочки», слышать чужие мысли и вообще довольно адекватно воспринимает отношения окружающих. Кроме того, он растет: Сале для него слачала была «злой теткой», а потом становится «злой-доброй». А Мацапура как был «добрым», так и остался. Нет, мне это непонятно.
– Сале вроде как к «чортову ублюдку» без особой симпатии относилась, он это и чувствовал, а вот пан Мацапура как раз наоборот. При всех пленочках и белых смыслах Денница был еще ребенком.
– Сомневаюсь, честно говоря. По-моему, Мацапура к нему чисто потребительски относился.
– У вас есть сундук денег, которые вы будете тратить на что-то очень вам полезное. Неужели вы будете небрежно с ним – и с деньгами – обращаться?
– Как раз это мне и непонятно: почему Денница не понимает, что к нему относятся как к «сундуку с деньгами»? Мацапура же его отдает князю, который ему так не понравился – и все равно остается «добрым дядькой».