Рубиновое сердце
Шрифт:
Она развернулась и ушла в глубину коридора. А Бернат стоял и растерянно смотрел ей вслед.
Завтрак для постояльцев начался, как всегда, в восемь часов утра. Невыспавшийся Бернат с трудом прятал досаду от неудавшегося вечера. И брат чудил больше, чем обычно, и понравившаяся женщина не пыталась затащить его в постель с первого дня знакомства, как делали другие, едва узнав в нем богатого и известного человека. Он привык отказывать, а не просить. Но эта женщина, может быть, своей непохожестью на других, без блеска алчности в глубоких темных
Ожидая плова, Бернат глядел на часы, комкая пальцами салфетку. Черный кофе неприятной горечью оседал на языке. Сегодня должны подъехать представители одной восточной фирмы-поставщика. С их азиатским размахом и склонностью к жульничеству ухо надо всегда держать востро, но мысли, ворочающиеся в голове слишком вяло и медлительно, все норовили уползти в сторону понравившейся ему женщины и там остаться.
А Иржик? Его маленький неугомонный братец оказался потомком древнего рода герцогов Саминьшей! Может, его действительно надо женить? Тридцать три года — возраст уже не юный. А женится на хорошей девушке — дурить перестанет и займется вместе с братом бизнесом. Хотя картины тоже приносят неплохой доход, но он не идет ни в какое сравнение со строительством и продажами.
Над задумавшейся головой Берната кто-то негромко кашлянул. Мужчина недовольно вскинул глаза.
— Доброе утро, братик! — Просиял ласковой улыбкой Иржи. — Как спалось в объятиях Морфея? Или Мор-феи?
— Не было никакой феи. Садись!
За спиной младшего тенью маячил Фаркаш.
— Этого зачем сюда притащил?
— Репутация, знаешь ли, вещь хрупкая. Поддерживать приходится постоянно… — Томно улыбнувшись Йожефу, сказал Иржи.
Охранник нахально сел рядом с художником.
— Охраняю вверенный мне объект двадцать четыре часа в сутки. — С отсутствующим взглядом прокомментировал секьюрити.
— Даже в спальне?
Посмотрев друг на друга, молодые люди рассмеялись и дружно сказали:
— Да!
Поскольку ночной просмотр телепередач под коньячок затянулся на неопределенное время, проснулись они утром на одном диване и под одним покрывалом. Причем Иржи поинтересовался, какого лешего охранник делает в его кровати, а тот сам послал хозяина по этой же дороге, сообщив, что именно господин граф узурпировал его диван. Тем не менее, собрались они одинаково быстро, поскольку Иржи хотел проводить брата.
— Когда собираешься домой?
— Через пару дней. Хочу написать еще несколько этюдов. Я ведь тебе говорил.
Официант принес заказанные блюда и, расставив их на столе, бесшумно ушел, пожелав господам приятного аппетита.
И они начали молча кушать, продумывая дневные планы.
Бернат допил остывший кофе, отодвинул стул и встал из-за стола.
— Я поехал. Не выключай коммуникатор. Буду в перерывах тебе звонить.
— А госпоже Эстер? — показал зубы Иржи.
— А вот это уже не твоя забота! — нахмурил брови старший брат.
— И слава Богу! Удачи, Бернат!
В
Иржи привычно установил этюдник. Пожалуй, кроме воды, отражающей небеса и камыши, он напишет перспективу с распустившимися цветами и высоким пеньком, выглядывающим из оплетающих его розовых побегов.
Набросав на палитру краски и смешав их в нужных сочетаниях, он легко выписывал блики и полутона, солнечных зайчиков, пробравшихся на траву сквозь густые ивовые ветви, и свернувшийся лодочкой лист, одиноко плывущий по синей водной глади. И картина оживала на глазах, напитываясь светом и легким ветерком, гуляющим по траве, капельками росы, блестевшими в бархатистых чашечках соцветий, и строгой чернотой стволов старых ив, являющих миру свое древнее равнодушие.
— Господин Иржи! — тихо подошел сзади охранник. — Да Вы — настоящий волшебник!
Художник нахмурился, сразу вспомнив безумную ночь и исчезающие под его пальцами ссадины на гладкой атласной коже. Но потом улыбнулся:
— Я уже закончил. Ты еще не устал разглядывать небо?
— Нет, я привычный! — В ответ ясно взглянул на него Йожеф. — Мы иногда часами стоим. Работа такая.
— Знаешь, работник, — задумчиво ответил Иржи, вытирая запачканные пальцы, — у меня есть одна мысль. И я хочу ее сделать реальностью.
Он аккуратно собрал свои краски, кисти и положил на пенек рядом с прудом.
— Пойдем! — позвал он охранника.
И они вдвоем подошли к тому месту, где Иржи видел источник радужных струй.
— Я сейчас разденусь и залезу в воду. Мне кажется, что здесь скрыто нечто интересное!
— Да Вы что, господин Иржи? Вода холодная!
— Не холоднее льда. Я быстро.
Художник стащил с себя свитер, рубашку, штаны и носки. Потом оглянулся по сторонам и стянул все остальное. Затем, поеживаясь на весеннем прохладном ветру, он наступил босой ногой в воду.
— Яй! — отдернул обратно. — Холодная!
— Хватит! — Фаркаш схватил его за руку. — Не сходите с ума, господин!
— Сейчас! — Иржи вдруг замер, сосредоточиваясь на чем-то внутри себя. Потом распрямил плечи и спокойно вошел в тихую воду пруда. Глубина, бывшая вначале по колено, постепенно увеличивалась, становясь по пояс. Но Иржи все также сосредоточенно шел вперед. И вдруг остановился, повертев головой. А потом резко наклонился, уйдя под воду целиком. Лишь кончики черных волос плавали по поверхности. Охранник заметался по берегу, сминая руками одежду художника. Но вот поверхность водоема снова забурлила, и живой, смеющийся и мокрый Иржи поднял вверх руки.