Рубиновое сердце
Шрифт:
В его руке сияние словно увеличилось в разы, окутывая не только его самого, но и большую часть комнаты. Под этим ровным и сильным светом вся грязь и запахи исчезли, словно их никогда не бывало. И на душе художника стало хорошо и спокойно, будто не мучили его совсем недавно странные вопросы и волнения.
Его собственное пламя тоже постепенно угомонилось, а глаза стали слипаться. Пол и ковер оказались на месте. Подушка с кроватью — тоже. Он аккуратно положил коробочку в ящик тумбы и растянулся на постели. Белая луна
— Спокойной ночи! — сказал, улыбнувшись ей, Иржи.
Утро следующего дня для господина Измирского-младшего началось с хриплого голоса Берната, объявившего во всю мощь легких, что птички уже проснулись, нормальные люди — тоже, а нерадивые художники, вместо того, чтобы наслаждаться прозрачным воздухом и изумительными видами, дрыхнут, словно отработали ночную смену.
— Ты мне весь вечер испортил. И я, как тонко чувствующая натура, страдал всю ночь. — Не открывая глаз, ответил Иржи.
И помолчав, добавил:
— Тебе хорошо, прискакал на крыльях любви! А меня не любит никто. Поэтому вдохновение кончилось, и началась депрессия, переходящая в соматическое расстройство.
— Что-то ты много, братец, болтаешь. Вставай! Все равно спать не дам!
— Ты — черствый и эгоистичный слоняра, пытающийся растоптать в моей истерзанной и ранимой душе единственное и незамутненное чувство, поддерживающее бренное тело в этом закабаленном условностями мире.
— Ты вообще о чем, мелкий? — Бернат плюхнулся с размаху на край постели и, протянув руку, потрепал черную шевелюру брата.
— О свободе, противный!
— И чем же я тебе так стал не мил? Что за упаднические настроения с самого утра?
Иржи, наконец, раскрыл глаза. И первое, что он увидел на окне своей комнаты, это шикарный букет темно-бордовых роз. Глаза раскрылись сильнее, а голова покинула подушку.
— Братец, ты, часом, не ошибся спальней?
— Рассказывай! — Бернат сиял улыбкой, а глаза искрились.
— О чем тебе рассказать?
— О ней! Фаркаш меня проинформировал, что ты разговаривал с ней.
— С кем?
— Да с госпожой Эстер!
— Да. Госпожа Эстер. — Иржи потер жаждущие снова закрыться глаза. — Говорили о тебе. Только объясни мне, зачем ты вписал в мой пригласительный билет дочку мэра?
— Потерпишь. Тем более, об этом просил сам мэр.
— Иди ты… к своей Эстер. А мне дай поспать!
Бернат встал, открыл дверь спальни и крикнул:
— Фаркаш! Сделай кофе! И позвони на кухню, пусть пришлют булочек! И себе с Ковачем закажите завтрак.
Через десять минут Иржи проснулся от одуряющего запаха горячего кофе со сливками и корицей. А еще умопомрачительно пахло горячей сдобой.
Нехотя оторвав тяжелую голову от подушки, художник сел в постели и поставил ноги на коврик.
— Проснулся? Умница! — Бернат отошел
Иржи рассмеялся.
— Влюбленному вампиру — доброе утро! И чего примчался в такую рань? — Иржи отпил горячий напиток. — Девушка встает поздно, будить ее, думаю, не стоит. Разозлится. Так чего ты хотел?
— Поговорить о ней! Скажи, Иржик, она действительно спрашивала обо мне?
— О, да! Пришлось рассказать всю подноготную. — Младший доел булочку, примериваясь к следующей.
Но ее в волнении из-под пальцев вытянул старший брат. Покрутил, понюхал и откусил сразу полбулки. Услышав эти слова, он чуть не подавился.
— И что же ты ей рассказал?
— Как ты менял мне подгузники, отказываясь от свиданий, как тяжело и много работал, чтобы купить мне кисти и краски…
— А она?
— Пускала слезу. Барышни, знаешь ли, существа сентиментальные…
— А откуда пошел слух о том, что она моя невеста?
— Ты уже раздумал на ней жениться? Зачем тогда поил шампанским? Давал надежды… — Иржи нахмурил брови: — Иди извиняйся!
Брат посмотрел куда-то за окно:
— Но я как бы не против…
Измирский-младший проснулся окончательно.
— Серьезно?
— Иржик, мне уже пятьдесят один год. Кроме тебя у меня никогда никого не было. А она красива, самостоятельна, талантлива и умна. И если я ей нравлюсь, то почему бы нам не быть вместе?
— Ну да, ну да… Ты только сразу-то все не вываливай! Ты вписал ее в пригласительный?
— Конечно!
— Тогда пойдем позавтракаем, за это время она как раз и встанет. Сходишь, цветочки подаришь, пригласишь на выставку… Ну а там…
Бернат встал, оправил дорогой костюм, зашел в гардеробную и посмотрелся в зеркало. Оттуда на него печально глядел высокий и худощавый субъект с морщинами у глаз и рта. Волосы на голове отсутствовали.
— Вот скажи мне, Иржик, почему тебе одному досталась такая внешность, а мне не перепало ни граммульки?
— Зато тебе перепало мозгов. Был бы ты посмазливее и поглупее, разве стал бы так бороться за фирму? Да и смог бы? И сейчас сидели бы мы с тобой красавчиками под каким-нибудь мостом у костерка, доедая колбасные обрезки…
Бернат вздохнул свободней, а Иржи, наконец, оделся. И они вдвоем отправились завтракать.
За завтраком старший извертелся, поглядывая на часы.
— Ты мне пригласительный отдай! — попросил Иржи. — А то сейчас увидишь предмет своих грез, не только про меня, про Линду забудешь!
— Забудешь про нее, как же! Вчера в офис сама приехала, да еще папочку подтянула, на случай, если я буду сопротивляться.
— Вот! — Философски заметил Иржи. — А ты: красота… Кому она нужна, если на шею такие дамы вешаются! Так ведь и сломаться недолго!