Рубиновое сердце
Шрифт:
Линда прошла к свободному столику в самом дальнем углу, куда народ, привлеченный выставкой и скопищем знаменитостей, еще не добрался. Когда они сели, женщина заказала два кофе со сливками и по маленькому пирожному с кремом.
— Может, тебе не надо? — спросил Иржи о пирожном.
— Мне многое чего не надо. Но не со всякими привычками можно справиться. А с некоторыми вовсе не хочется расставаться. — Философски заметила она.
— Ты выросла, девочка. — Констатировал он факт.
— А ты и не заметил… Иржи, Иржи! Время
— Двадцать девять?
— Тридцать один, радость моя. Я всего на два года младше тебя.
— И как успехи в освоении мира?
Она усмехнулась:
— В процессе. Сам знаешь, что оттуда, куда попал, выбраться практически невозможно.
— Да, дорогая, но шанс иногда выпадает.
— Быть может, тебе его дают? — Прищурила Линда глаза и тут же перевела тему. — Что за возня творится вокруг вашей семьи? — спросила она в лоб. — Откуда эта иностранка знает то, чего не знаешь даже ты? Или это вранье? Ты, действительно, отказал ей в свидании? А она, кстати, красива!
— Линда! Я не знаю, на какой из твоих вопросов отвечать!
— Ты просто говори, а я послушаю. Может быть, как в детстве, разберемся вместе? — Она внимательно на него посмотрела.
Хоть он и не любил настырность своей подружки, но отказать ей в уме и сообразительности, а также в молчании по поводу чужих тайн, он не мог.
— Понимаешь, — он отпил кофе и посмотрел на покрытое солнечными бликами озеро. — Я не знаю, о чем говорить.
Он немного подумал.
— Все началось с приезда в этот отель. Некоторым образом, в мои семейные дела оказались замешаны несколько… неважно. И эта дама — Эва. Она хотела со мной переспать… извини, дорогая! Но я убежал. Ты не поверишь, подруга, но эта дама меня хочет убить. И всех моих прямых предков убивали. Я — последний герцог Саминьш. — Бессвязно вывалил Иржи на Линду кучу бестолковой информации.
Линда похлопала светлыми ресничками.
— Ты уверен, что ты — герцог?
— На сто процентов. Бумаг, правда, предоставить не могу. Родители Берната меня усыновили, когда я был грудным младенцем. Так что я по всем бумагам — Измирский. О настоящем моем имени знает только Бернат, который скрывал от меня правду много лет. Кому-то что-то доказывать я тоже не хочу. На момент гибели отца мать была только в положении. Едва я родился, она умерла. Каким образом — не знаю. Скорее всего, рядом с ее могилой есть и моя.
— Хорошо, но что это знание дает Эве Балог?
— Мою жизнь.
— Зачем? Ей из твоей родни кто-то что-то был должен? Кровная месть?
— Не знаю! Ничего пока не знаю!
— Зачем она сказала Малховскому, что ты — герцог?
— Не знаю. Ей от этого — толку никакого. Любые домыслы и слухи я буду опровергать. Доказать никто ничего не сможет, тем более, мой отец никогда не упоминал своего титула. Пройдет по телеканалу сплетня — и все снова утихнет.
— Ты
— Прости, Линда, я просто ничего не знаю.
Женщина сидела и невидящими глазами глядела на противоположный берег.
— Действительно, слишком мало информации. Хочешь, я тоже поселюсь в отеле?
— Упаси Боже! — вырвалось нечаянно у Иржи. — Ты спугнешь моих охотников за черепами!
— Вот как? Решил развлечься без меня?
— Тебе скучно? — Иржи поднялся. — Займись диетой! Женщины всегда с восторгом погружаются в загадочный и манящий своим совершенством мир подсчета калорий! Извини, дорогая, у меня через полчаса тренировка. Не хочу опаздывать!
Он кивнул Линде головой и, оставив деньги на столе, пошел в сторону отеля.
Та, проследив его путь, достала коммуникатор и тихим голосом сказала:
— Мсье Барбье? Да, Линда Шеррих. Наша дива готовит обряд. Да. Объект выяснил свою родословную, горит желанием во всем разобраться. Кстати, он видел сердце Кареша. Мне даже показалось, что он его почуял. Ну да. Желательно прислать человека три. Поскорее. А то и этого потеряем! Пока-пока… — Рассеянно сказала она, заканчивая разговор.
Тренировка, как всегда, началась без опозданий. Немногословный мастер Иштван посадил Иржи медитировать, заставляя огонь разрастаться до максимума и опадать до минимума. Сам же занялся с Йожефом, гоняя того до седьмого пота, заставляя предугадывать удары. Потом против себя поставил Иржи, аккуратно убрав в рукав клинок.
— Ты свой-то тоже отложи. — Кивнул на блестящее лезвие в руке Измирского. — Теперь — без него. Фаркаш — пять кругов по залу с медитацией. А ты — смотри.
Иштван медленно поднял руки со скопившимся в них синим пламенем и, выпуская жалящие языки огня, начал прихватывать ими Иржи.
— Отбивайся! — сурово прикрикнул мастер.
Иржи погнал собственный оранжевый костер через пальцы, пытаясь удержать мастера на расстоянии. Но синяя яростная стена съедала жалкие язычки, обжигая пальцы художника.
— Плохо! — покачал мастер головой. — Смотри! Вдохом ты подпитываешь свой огонь, заставляя его разгораться. Выдохом ты посылаешь его в пальцы как можно шире и дальше, не подпуская к себе чужое пламя. Пробуй!
Иржи пробовал снова и снова, пока не свалился на маты в углу зала.
Фаркаш давно остановился и во все глаза смотрел на непонятные движения наставника и господина Измирского.
Мастер Иштван наклонился над лежащим в позе эмбриона бледным Иржи.
— Выпей! — У наставника в руках откуда-то взялась темная бутыль с жидкостью. И, когда он открутил крышку, в воздух шибанул крепкий запах спиртовой настойки с лимоном и имбирем.
Художник выпил и закашлялся. Слезы брызнули из зажмуренных глаз. Но зато он сам, без посторонней помощи, смог присесть, а потом и встать.