Рубиновый маяк дракона
Шрифт:
– Так они и узнали, – продолжила свой рассказ Сибель. – Однажды прямо посреди лекции в аудитории открылся портал прямиком из Мертвой Пустоши…
Я поднял голову и неверяще уставился на ведьму.
«Да быть того не может! Совпадение?!»
– …и из него вывалился дроу.
«Бездна! Все-таки в Рогрант, а не Сивеллу. Не обманул Закат».
– На руках он держал свою подругу, пораженную проклятием Роха. Нужна была ведьма, чтобы его снять. О чем он и объявил во всеуслышание, а затем и вовсе применил распознающий артефакт. У меня не было
– Роха невозможно снять, – отозвался я, прикрывая глаза и вновь откидываясь на бортик, чтобы Сибель не заметила, что мой интерес к ее рассказу значительно возрос.
– Я так и сказала.
– Ноар не мог не понимать того, что, настраивая портал на ближайшую ведьму, вынесет ей смертный приговор.
– Ноар? Я разве упоминала имя?.. А впрочем, какая теперь разница. – Сибель развернулась и оперлась локтями на бортик. – Ему и вправду поначалу было плевать на меня.
Ведьма то ли осмелела, то ли, наоборот, от страха утратила ощущение реальности. Она вываливала мне факты своей жизни, словно старому другу, жалуясь на то, как устала бояться и постоянно убегать, как тяжело ей от напряжения, копившегося годами… А я слушал уже вполуха, ее злоключения мало меня волновали. А вот куда делся Ноар – и вместе с ним так необходимый мне клинок Лаблены – очень даже.
Не обнаружив шваххова дроу в Сивелле у Заката, я перерыл половину земель магов и драконов – свои бы его не приняли, насколько мне было известно. А к эльфам нужно морем добираться, да и что там Ноар забыл? Я исходил портальными вратами крупные города, проверял все известные мне злачные места, где тот мог затаиться. Но дроу и след пропал. А он вон где, оказывается, был… не успел одну подружку похоронить, так уже ведьму кинулся обхаживать, шельма. А теперь, стало быть, он где-то на Ките. Это хорошо. Значит, скоро свидимся…
Я довольно улыбнулся и не сразу понял, о чем меня спрашивает ведьмочка.
– Озирис?
– М-м-м?
– Я говорю, что будет дальше? – спросила Сибель. – Вы пугаете меня, знаете приговоры инквизов, выпытываете правду, но я не вижу в ваших руках удавки, и магия у вас другая – сильная, но холодная. А еще вы кажетесь мне человеком справедливым.
«По мере обстоятельств».
– Хотя, если честно, и не человеком даже…
– А кем?
Сибель прямо взглянула на меня и прошептала:
– Думаю, что вы ледяной дракон.
– Разве такие бывают? – изогнул я бровь.
Люблю так делать, на дев это всегда производит впечатление, но не в этот раз.
– Бабушка Лорен говорила, что да. Клан огненных самый многочисленный. А грозовых и ледяных всегда было мало. Но если первые, известное дело, канули вместе с прежним порядком, то вторые еще должны где-то существовать. Так почему бы и не здесь? – пожала она плечами. – Этот остров раньше принадлежал драконам – в академии на лекции упоминали про это. А еще, когда я в детстве нашла в ручье горный хрусталь, бабушка Лорен сказала, что это ваше дыханье.
– Так уж и мое? – усмехнулся я и снова водрузил свою руку на поясницу Сибель, медленно притягивая ее ближе к себе.
«Пора заканчивать с болтовней».
– Может не именно ваше, но одного из ледяных драконов. – Она смотрела куда угодно, только не на меня.
– Красивая сказка. И лед у меня действительно имеется.
Я взял
«Мило. Явно она неискушенная. Не зря же Закат хотел ее забрать. Но она выбрала меня».
Я ухмыльнулся одержанной победе – мелочь, а побесить старого недруга всегда приятно – и стал водить ее пальцами по контурам своих бугристых зарубцованных шрамов. По тому, как менялось ее лицо – к испугу и смущению примешивалось удивление, я понял, что она прочитала застывший навеки узор. Когда-то он был черен, как самая темная ночь в году. Такой же черной была и сила, что входила в мое тело… В наше тело, умеющее раскрывать огромные льдистые крылья и возноситься выше облаков.
Мощи древней Кассиль я нашел на Ведьмином утесе. Старуха, взрастившая зло в дочерях своих, почетно рассыпалась прахом в каменном саркофаге. И лишь старые, затерянные ветрами надписи указывали на былое величие ее имени – род этот некогда правил Южными землями, он же и учинил великую войну.
Я сидел верхом на истлевшей старухе, держал книгу и повторял узоры. Линия за линией, нож скользил, глубоко рассекая мою кожу и плоть. Драконья кровь лилась на древние артефакты, что я купил у магов, выкрал у эльфов, раздобыл в Пустоши… Все они впитывали лед умирающего зверя и забвение великой ведьмы прошлого. И я рассчитывал, что буду жить… мы будем жить. Как прежде. Вместе.
Но, видимо, я слишком много потратил, пока пытал счастье за морскими пределами: магии, сил, здоровья, а особенно – времени… Искал справедливые, честные способы. Но те, кто давал клятву исцелять, собрали совет, топорщили свои острые уши, решая мою судьбу, сверяясь с картами, раз за разом выясняя про источник хвори. Медленные дотошные снобы, для которых время измеряется иначе. Им некуда было торопиться.
Я же не мог больше ждать. И пошел черной дорогой. Но черной она была только цветом и магией. В отличие от Заката, за бесчестие, за порушенные чужие судьбы упрекнуть я себя не мог.
Рядом послышался всплеск, вынуждая меня вынырнуть из воспоминаний. Сибель снова пыталась отстраниться. Зря она это.
– Сердце в моей груди сковано холодом одиночества, – философски изрек я и усмехнулся тому, как по-эльфийски это прозвучало. – Пожалуй, это самые романтичные слова, что я когда-либо говорил. На самом деле, вряд ли ты еще услышишь от меня нечто подобное. Но как красиво ни называй, суть неизменна: мне нужна женщина. Правильная, подходящая.
«Мне нужна ведьма. Любая. Но раз уж мне попалась симпатичная пташка, а не старая бородавчатая карга, то почему бы не совместить полезное с приятным. Да и про одиночество я не солгал. Эта пустота в груди и правда разъедает, словно едкая морская соль – медленно, тягуче, болезненно. Воспоминания о моем погибшем драконе терзают, не дают обрести покой. Но с помощью черной магии я бы мог попытаться…»
У пташки округлились зеленые глаза. Она хотела убрать руку с моей груди, но я не позволил. К чему эти трепыхания? Тем более я не планировал быть с ней грубым. Хотел заполучить ее не только как женщину, но и как союзницу. Покорить, привязать к себе. А может, со временем, она действительно могла бы скрасить мое одиночество – не то, что нещадно терзало изнутри, а обыденное, житейское.