Рубиновый сюрприз
Шрифт:
— Ты единственный, кто посмел прийти сюда в это время. Наш бизнес закончен. Мы договорились больше никогда не встречаться.
— Я и не думал, что мне снова когда-нибудь понадобится увидеть твое лицо, — огрызнулся Хадсон. — Но я передумал, когда твоя большая темная голубка приземлилась вчера на мое плечо.
— Темная голубка? — тихо спросил Давиньян. — О чем ты говоришь?
— О высокой женщине. Темнокожей. О цепкой журналистке, — резко сказал Хадсон.
— Я не знаю никакой…
— Черт побери! — прервал
— Повторяю, что я не знаю этой женщины.
— Вранье. Только несколько человек во всем мире настолько осведомлены, чтобы спрашивать об алмазах, которые были в 1937 году проданы на аукционе в Антверпене.
Давиньян, потрясенный, округлил глаза.
— Или задавать вопросы, касающиеся картин французских импрессионистов из моей собственной коллекции, — грубо добавил Хадсон. — Она знает и о других картинах, проданных на аукционе с конца тридцатых до начала шестидесятых годов.
— Честное слово, я ничего не…
— Она даже спрашивала о работах Фаберже, которые стали появляться на Западе в пятидесятых годах, — снова перебил Хадсон.
Давиньян облокотился на витрину.
— Всего несколько людей знает, насколько затруднительно мне будет отвечать на все эти вопросы, — сказал Хадсон. — Один из этих людей живет здесь, в Лос-Анджелесе. Это — ты!
Давиньян снял очки и руками, дрожащими от старости, почесал переносицу.
— Почему ты предал меня? — потребовал ответа Хадсон. — Ты думал, я стар и не смогу справиться с таким предателем, как ты? Да тебе еще придется просить пощады.
Давиньян машинально стал протирать очки концом своего темно-голубого галстука. Шелковая ткань уже несколько обтрепалась, как будто ее длительное время использовали именно таким образом.
— Я — ювелир, — решительно заявил Давиньян. — Я родился в советской Армении, я поддерживал там кое-какие связи. Время от времени я занимался бизнесом вместе с тобой. Но я не шпион.
— Ты — нераскрытый агент иностранного государства. Ты действовал в интересах Советского Союза. Мы оба знаем, откуда взялись алмазы, картины и все остальное, что ты продавал через меня.
— Тебе за это хорошо платили, — ответил Давиньян.
Хадсон так сильно стукнул кулаком о прилавок, что стекло опасно задребезжало.
— И мы оба знаем, что деньги с каждой сделки шли непосредственно к твоим боссам в КГБ, — добавил Хадсон. — А теперь скажи мне снова, что ты не шпион.
Давиньян протянул свои сучковатые руки к прилавку, опасаясь, что стекло может разбиться.
— Успокойся, — почти прошептал он. — В отличие от тебя у меня никогда не было контактов с Москвой. А у многих компаньонов уже нет больше власти. Многое изменилось.
— Изменилось? — язвительно спросил Хадсон. — Ты ошибаешься, ничего не изменилось.
Давиньян покачал головой, как бы молча говоря о своей невиновности.
— Сколько? — спросил Хадсон. — Я хочу знать, сколько стоит купить тебя.
— Подумай сам, — мягко сказал Давиньян. — Я не виноват в твоих проблемах. Если прошлое раскроется, я потеряю столько же, сколько и ты.
Хадсон уже не испытывал к Давиньяну сильного гнева, его тоже стал одолевать страх. Всю жизнь он был уверен, что защищен от бедности, снобизма, болезней и чувствовал себя неуязвимым.
Но сейчас все было по-другому.
Хадсон отвернулся, не желая, чтобы проницательные глаза Давиньяна заметили его страх.
Раздался звонок. Щелкнула задвижка двери, соединенной с прилавком. Тонкая рука коснулась плеча Хадсона.
— Иди за мной, — сказал Давиньян, — выпьем чаю, а потом ты подробно расскажешь, что произошло. Мы что-нибудь придумаем, как делали это в прошлом.
Несколько минут Хадсон оставался неподвижным. Затем, выругавшись, обернулся. Давиньян ждал, глядя на него своими темными глазами, не потускневшими со временем.
— Хорошо, — согласился Хадсон. — Господи, какая неприятность!
Пока Давиньян заваривал и разливал чай, Хадсон все ему рассказал.
Не показывая своих эмоций, Давиньян молча и внимательно слушал, подобно наемному убийце, которым однажды ему все-таки пришлось стать. Чем больше подробностей он узнавал, тем понятнее становился страх Хадсона. Клэр Тод была поразительно проинформирована.
— Эта сука, должно быть, уже давно читает мою, вернее, нашу почтовую корреспонденцию, — сказал Хадсон. — Тебе следовало бы посмотреть, как она лезла на рожон, описывая каждую мою или нашу с тобой сделку.
— Она знает обо всех сделках?
— Начиная с алмазов и заканчивая живописью.
— Алмазы были самые обыкновенные и не известно кому принадлежащие, — произнес Давинья?
— О некоторых из них так не скажешь.
— Она знает и об этих?
— Да. Она знает, что Гарри Уинстон купил голубые и розовые алмазы Романовых.
— В самом деле? — вздохнул Давиньян. — Это ужасно, Дэмон.
— Сейчас будет еще ужаснее. Она перечислила и подробно описала все картины. Она даже знает, как мы поделили прибыль и во что я вложил свою долю.
— Неужели? Но ты должен понимать, что я здесь ни при чем.
— О чем ты? — спросил Хадсон.
— Меня никогда не волновали детали твоего бизнеса, точно так же, как ты никогда не вмешивался в мою жизнь.
Через несколько секунд Хадсон нехотя кивнул.
— А как насчет тех твоих русских приятелей? — задал он встречный вопрос. — Они никому не доверяют. Даже мне.