Руфус Рисс, ненависть к чаю и не только
Шрифт:
У самого потолка виднелись алые отблески сотен, возможно даже тысяч факелов, что тускло освещали затянутое грозовыми облаками и слово нарисованным акварелью небом, что выглядело столько искусственно, что казалось, будто вот-вот с него на пол полетит краска. Гобелены, у которых казалось не было ни начала ни конца, ибо уходили они в аккуратные щели пола, оказались сотканы из проклятья и обычных ниток, которые тряслись сами по себе, подскакивая и дергаясь из стороны в сторону. Их изображения во всей красе раскрывали триумф Прометея, падения Олимпа а дальше… они начинали повторяться. Даже сам Прометей понятия не имел, что будет дальше, ему не дали знать, и сам он уже придумать не смог, поэтому в триумфе он видел конец. Всю суть столь могущественного существа свели к такой… Мелочи, к такому убожеству, это было столь жестокого, столь разумно и весьма предсказуемо, что проходя мимо десятков гобеленов, я не мог понять, почему же никому ранее не пришла в голову подобная идея? И если пришла… то я надеюсь, смелости для ее реализации им не хватит. Сколько в этом мире плененных, замученных, озлобленных богов, ждущих только того, чтобы им сорвали оковы и всучили в пальцы оружие, способное уничтожить пленителей, и к сожалению… подобные слова спокойно одурманивали и смертные головы.
Если честно… фантазия сони пусть и не была уникальна, но ввиду своей реалистичностью и размерам (боги были в натуральную величину, ровно как и их троны, потому в душе действительно рождался трепет и попросту страх, что они на меня свалятся) внушала ужас. Ареса разрезали на части пылающие клинки, оставив на уровне головы лишь ошметки лица, пылающие яростью глаза и остатки мозга, все внутренности, включая сердце которое вбили в жесткую, чугунную спинку, бились словно живые и даже порой источали
Немного о камине, что на самом деле представлял весьма большую ценность не только в греческом Пантеоне, но и в культуре абсолютно любого из народов, живущих в этом мире. Ну так вот, Прометей решил посмеяться над ними всеми вместе взятыми, полностью проигнорировав сей сентиментальный факт. Внутри сложенного из тусклых кирпичей камина вздымался вверх вместе с языками пламени черный пепел, в образах которого кричали и бились в агонии образы самых разных существ. Как я и обговаривался выше, в этих черных вихрях горели божественные атрибуты, обувь Гермеса, молнии Зевса, Эгида Афины ну и так далее по списку, но поскольку божественные артефакты сжечь не так и просто... Вместо своей кончины, они испускали из себя коллосальную магическую энергию, мало с чем сравнимую и много на что способную. К сожалению, использовать ее я не мог, те истязании магии, что бесцветной и одновременно состоящий из всех цветов жидкостью лились на пол возле камина, образуя градиентный коврик, я не видел никогда. И хуже всего было именно то, что создала подобное именно создание... Обязанное своей жизнью и разумом исключительно имматериуму, его милости и его силой, что позволила развиваться как ее болезни, так и ей самой. Что же, не удивительно, что все, что пыталась творить и создавать соня, оказывалось оскверненным и попросту темным. Она оскорбила саму магию, скорее всего, далеко не в первый, и уж точно врядли последний раз. Неблагодарный маг - худшее, что может произойти в изнанке. И с каждым годом, увы, таких становится все больше и больше.
Было немного дико осознавать, что это создала и этим гордилась сущность, что лишь недавно разговаривала со мной. Во мне крылось сомнения, что и сама соня видела этот мир абсолютно другим, также будучи подверженной болезни, только в куда более запущенной стадии… Не исключено, что проклятье и было самой сущностью, которую я встретил, обретшее форму и самосознание, просто в больших масштабах чем ее низшие “друзья”. Ожившая болезнь… куда докатилась моя жизнь? Кажется, как-то так и рождаются зомби-апокалипсисы, или же почти так. Подобные, смелые заявления и полный пофигизм к тому, насколько мерзкие сцены я видел, просто идя в сторону Прометея, были возможны исключительно благодаря тому, что здесь не было ни шанса на адекватные суждения и холодную голову. Это было чистейшее безумие, в нем была логика, понятная лишь единицам, возможно, в нем даже была некая красота, видная только подобным соне, либо же… Эта красота являлась фальшью больного сознания, в то время как мой не зараженный мозг принимал данную “реальность” такой, которой она была на самом деле. И как мне казалось, только в таком безумии, с такими же безумными идеями, можно найти истину. Да и по-честному, я попросту отказывался и отказываюсь сейчас вериться в то, что девочка, подобная соне, была способна восторгаться этим. Никто не видел в этом красоты, я… быть может ошибаюсь, я скорее всего ошибаюсь, черт меня дери, но какая разница, никто не мог видеть в этом красоты и это то, в чем я был уверен. Впрочем, в данном случае, уже не было никакой проблемы и все мои догадки перестали иметь смысл, ибо встав в центр зала, я наконец увидел желанное. Колыбель всего проклятья, первая, изначальная точка болезни, которая наконец станет концом чьего-то ночного кошмара… который зачем-то, явился в этот мир. Господи, сохрани мою душу.
Преданная, брошенная, распятая
Главный трон Прометея располагался в рваном пространстве передо мной, не принятый ни имматериумом, ни реальностью вокруг, из-за чего его образ попросту выпадал из пространства, выглядя словно лишняя деталь, добавленная специально, лишь бы запутать. К нему вели десятки сломанных, искореженных или дырявых ступеней, в чьих прорехах было видно всю подноготную болезни, разъедающую эту иллюзию в самой себе, сжигая в себе надежды и мысли. Отвратительная, вязка консистенция, совмещающая в себе сразу все, что находилось в имматериуме и при этом уничтожая это в самой себе. В багряных складках пространства виднелись неразборчивые мысли, словно черви роящиеся между ступеней и в них самих. Их голоса отражались вокруг меня, тихий шепот постепенно усиливался, с каждым моим шагом наверх, что я делал пусть и со страхом, но точно без сомнений, ровно так же, как шагал навстречу плененной надежде. Запертые внутри болезни мысли боялись живого существа, моя аура убивала их, заставляя кричать от боли или страха, меняя некоторых до такой степени, что те отчаянно тянулись ко мне внезапно родившимися из ниоткуда конечностями, рожденные смертью и жизнью. Те мысли, кто оказался проворнее и быстрее, скрывались под золотыми ступенями или наоборот, пытались убежать от меня в сторону камина, но всегда встречали своих вырожденных собратьев, что хватались за из сущности, присоединяя к себе и так же рассыпаясь, стоило мне отойти от них. Что же касается меня… то я продолжал упорно всматриваться в чистую, ничем не зараженную и не искаженную болезнь, которая стала приближаться ко мне, протягивая свои цепкие путы к моим ногам. Мысли были лишь верхушкой, скорее всего, они распространяли ее, ведь под их слоем, что в трепете покидал свои убежища, находились эмоции и чувства. Воплощенные в единый разум, в организмы, что я видел на протяжении всего своего пути, сущности, именно их образ являлся пресловутыми грибами и теми самыми дефектами, которые порождали безумие и разъедали плоть. Они тянулись к живым существам, прилипая к душам, стягивая их собой, постепенно подчиняя не только своей воле, но и воле всего организма, что питался новыми эмоциями и чувствами, оставляя от человека пустышку, пустую оболочку, которая пускалась на убой. Собственно… теперь механизм действия стал мне понятен, но что лежало в самом начале? Что породило эту ужасающую смесь, которая обрела самосознание, благодаря сотням умерщвленных существ, и которая даже сейчас, пыталась поглотить меня? Мне критически нужны были
Я замер посередине лестницы, на секунду даже перестав дышать, глаза застелила мгла, но я смог успокоиться. В душе зрела жажда правды, проморгавшись от души, я аккуратно опустил взгляд на болезнь, что не могла приблизиться ко мне из-за тухлятины в душе и, возможно, Надежды. Что же… я хочу знать истину, я готов рискнуть, даже будучи так близок к победе, сдерживать свой азарт было слишком сложно… до одури проблематично. Я… это место раскрепощало, хор и гам эмоций и мыслей сводил с ума, и именно он на несколько секунд лишил меня всяких сомнений по поводу того, насколько разумно лезть на рожон в подобной, весьма деликатной ситуации. Понять устройство болезни, сокрушившей сознание Титана, подвергнувшее его в безумие и слабость, лишившее его все, чем был Прометей и чем мог бы стать… кто бы оказался в силах пройти мимо, не заглянув под изнанку? Не лицезрев… что находится внутри этой чертовой табакерки и наконец, не уничтожив это по мере возможности. Мне кажется, никто не был способен противостоять этому желанию, ровно как многие искали в жизни адреналина, я хотел рискнуть сейчас, чувствуя, как внизу что-то ждет меня, как желает быть обнаруженной.
Я опустился на колено возле одной из множественных прорех среди ступеней, ведущих в самое естество проклятья. В руках мелькнуло лезвие ножика, я остановил руку над разбегающимися в сторону эмоциями, что боязно сторонились моей мертвой крови. Смерть кроет все карты и мысли… В этом наша сила, мы антидот любой психической силы и эмоций, ведь что есть главное различие жизни и смерти? Верно, покой и хаос, смерть была первым… Не оставляя иному никакого шанса противостоять ею. И потому, спустя несколько секунд и небольшого ручья крови, что уничтожил самые неспешные эмоции и втоптанные в пол мысли, я смог узреть разбитое зеркало, осколки которого глядели на меня, моими же глазами, лишь иногда дергаясь, меняясь на чьи-то глаза теплого, желтого цвета, глядящего на меня с грустью и печалью. Мое испуганное выражение лица отразилось в кровоточащем зеркале оскалом, который тоже порой менялся на стиснутые губы, зрачки сузились, словно у змеи… Я видел аккуратные изображения каждого сантиметра моего лица, израненного мелкими трещинами, с которых текла кровь и проклятья, видео и грязные, распущенные волосы, покрытые коркой из болезни… Но что-то было не так, зеркало постоянно менялось, двигалось из стороны в сторону, осколки лопались и заново начинали светиться тусклым светом, моя кровь то высыхала, то заново проявлялась на них, ровно в те моменты, когда само изображение решило стать иным, абсолютно полностью новым и чистым…
Я ожидал появления очередного существа, или по крайней мере, разговора с кем-то, живущим по ту сторону. Но как оказалось, стекло действительно было просто стеклом, обросшим слоем эмоций и мыслей, которые наверно точно что-то значили, но понять что именно я не смог. Что же… весьма абстрактно, будь оно неладно со своим сюрреализмом. Бешено бьющееся сердце, ожидающее чего-то ужасного и мерзкого, постепенно успокаивалось, пропорционально тому, как сознание все сильнее утопало в своих мыслях, все дальше и дальше продвигаясь по тропам догадок, но не находя ответов. Возможно, я смогу отыскать их непосредственно у трона Прометея, на который я старался не смотреть по пути, но больше отвлекаться было не на что. Пришло время кончать со всем этим… и как бы я не желал отсрочить этот момент, выбора уже не осталось. Ответы и правду, которые так жажду узнать, я найду исключительно где-то возле него, иного пути нет.
Что же, вот мы и дошли до конца, поздравляю вас и себя с этим душещипательным событием, поднимем же кубки и бокалы, поскольку вот оно, сердце проклятия всего сознания Прометея, его позолоченный трон, стоящий в каких-то метрах от меня… и что это была за махина! Просто уму непостижимо… Что подобное творения, вообще существовало. Это был престол в несколько метров в высоту, но в центре которого, в спинке, билось черное сердце. Каждый его удар пускал по пространству волну психической энергии, сравнимой разве что с той, что недавно практиковал Серафим, но в несколько раз слабее. Сердце слилось с тянущимися в самую глубь этого места толстыми, уродливыми путами и такими же отвратительными отростками, держащие его в своеобразной клетке, по ним тек черный ихор, который питал сознание и поддерживал его жизнь. Тело Прометея… в общем, оно разорванными ошметки, и кусками конечностей, костей и плоьт застыло вокруг престола, словно разлетевшись от некого взрыва но не умерев до конца. Впрочем, в нем не было ничего интересного, помимо глаз, глядящих на меня с ничего не выпадающей пустотой. Куда больший интерес вызывало именно бьющееся, все еще живое, сердце, которое помимо всего вышесказанного, испускало из себя отчетливый, выделяющийся на фоне другого, шепот, тянущийся ко мне. В отличие от остального гама, что витал тут и там, шепот не являлся обрывочной памятью или эмоциями, что игнорировали остальной мир. И шепот вне сердца не имел ни смысла, ни цели. Бормотание, не более… Но такое пронзительное, такое родное и в тоже время, абсолютно чуждое. То, что я чувствовал здесь, являлось абсолютно другим уровнем и преследовало совсем чуждые цели. Создавалось ощущение, будто шепот говорил сразу всеми поглощенными душами, не делая различия между их языками и голосами. Все было единым, равным в этом мире… И не найдя иного выбора, я делал шаги навстречу, постепенно приближаясь к сердцу. Он говорил сначала словами, я слышал имена, имена близких мне людей, слышал название городов, улиц, школу и вуза… вся моя жизнь в вырезанных и огороженных друг от друга фразах была воспроизведена сердцем Прометея. Но его шепот лишь постепенно стал преобразовываться в отдельно взятые, оторванные от общей канвы мыслей, но при этом полноценные фразы, теперь уже лишь косвенно касающиеся вашего покорного слуги. Чаще всего, как ни странно, там звучали проклятия и мольбы, направленные к незримой девушке, чье имя каждый раз заглушалось. Порой крики отчаянные, порой напротив, смиренные и чистые от всякого страха, они все принадлежали только одному лишь Прометею. Казалось, что сердце поглотило в себе всех принесенных в жертву существ, в самом себе уничтожив их личности и сущности, сведя все к обрывкам худших дней их жизней и присвоив их Прометею, лишний раз возрождая отчаяние, страх и гнев, что преследовали их в те мгновения. Лишь на последних ступенях, слова начали складываться в некий… монолог, и вновь направленный на меня, но заостренный вовсе не на моей жизни, а на событиях происходящих прямо здесь и сейчас б Словно выстрелы, психические удары пронзали пространство вокруг, оставляя свои длинные следы, и вспышками блеска и видений, открывая для меня весь спектр эмоций титана, преданного целым миром. Я видел века, что провел Прометей в самых недрах Тартара, видел, как медленно гниет его душа, ощущал, что чувствовал он, в те моменты, когда сознание могло побороть боль и жалость к себе, трезво оценив всю жестокость олимпийцев. Но к сожалению, видения не окончились лишь этими пытками. Голоса стали жестче, властнее, оно уже не были бесформенными бликами режущих слов, их фигуры кружились вокруг, препятствуя моим шагам в сторону сердца пытаясь коснуться, но проходили насквозь или вовсе одергивали руки, в страхе ускользая, чтобы вновь появится за моей спиной. Впрочем, пока они являлись просто призраками страданий, я без труда игнорировал их, лишь порой останавливаясь, чтобы не сорваться вниз, замечая надломанную ступень или огромную дыру, ведущую к тянущемуся вверх проклятью. Ослепленный и почти что оглохший, я с трудом разбирал дорогу и путь вперед, полагаясь на интуицию и магическую чуйку, что пока верно служилм мне. Тем временем, перед глазами плясали уже откровенные призраки убиенных, а было их немало. Кажется, среди безумных ведений я усматривал одну и туже связь, основанную на ненависти либо к богам, либо к покровителям, что не было новинкой в нашем мире. Здесь… очень немногие любили высших существ. И неудивительно, что ненависть так легко затмила разум многих, отдавших жизнь за несбыточный мир Прометея. Что же… Пора это прекратить. Подняв окровавленную руку, я отпугнул духов, что со злобой смотрели прямо мне в душу, скалясь и пытаясь протянуть свои кривые, дрожащие руки в ее сторону, словно в надежде разорвать в клочья. В моем сознании вспыхнуло внезапное осознание, что тянутся они к Надежде… И как по сценарию, в этот момент мне резко выбило воздух из легких, заставив упасть на колени перед золотым троном, начав истерически задыхаться и кашлять.
– Благодарю, что дал мне жизнь, Руфи… - От моего тела словно отодрали кусок плоти, оставив на растерзание холодным вихрями беспокойных, испуганных и озлобленных душ, что вырывались с сердца Прометея, рассекая пространство вокруг и носясь с неистовыми визгами. С трудом подняв залитые слезами боли глаза наверх, я увидел, как мне протягивает руку сияние, имеющее облик болезненной, хрупкой девушки.
– Полагаю… пришла моя очередь отплатить тебе тем же, идем, я помогу тебе покончить с ним…