Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
желаннее соединения Украины с Польшею на основаниях более или
менее близких к гадяцкому договору! Но в своих тайных сношениях
со Станиславом Лещинским и его покровителем, шведским
королем, уступая Украину Польше, а себе выговаривая удельное
княжение в Белоруссии, Мазепа должен был скрывать это от
малороссиян, а между тем возбуждать их против Московской державы, чтобы, когда придет время, найти их готовыми пристать к его замыслу. Он
манил их призраком независимости.
увлечься таким призраком, по крайней мере, в кругу тогдашних
генеральных и полковых старшин и войсковых товарищей, составлявших в крае интеллигентный класс, для которого был доступен
политический кругозор. С самого вступления своего в гетманский
сан Мазепа старался расположить к себе этот класс, - и за то во
все продолжение двадцатидвухлетнего его гетманства не терпели
этого гетмана простолюдины, бедняки, всегда ненавидевшие
знатных и богатых по общей человеческому существу завистливости: Мазепу считали покровителем и потатчиком своевольства значных
и их гнета над людьми простыми и убогими. Никто из гетманов не
надавал столько универсалов на маетности, подтвержденных потом
царскими граматами, никто, как Мазепа, через это не наплодил в
Украине столько так называемых панов, отдавая им в распоряжение
живущих на их землях посполитых. Во многих своих отписках в
Приказ гетман Мазепа часто обвинял простой украинский народ
(поспольство) в склонности грабить панов и вообще зажиточных
людей, и тут же отвергал справедливость слухов, будто паны, владельцы маетностей, делают живущим на их землях крестьянам
какие-то насилия и угнетения. Как бы в отместку Мазепе, малороссийское поспольство заявило себя против него в самые критические
для него минуты. В 1708 г., как только разнесся в народе слух, что
гетман изменяет царю и переходит к царским неприятелям, в
разных местах начались бунты против старшин и посягательства
грабить и бить значных и богатых людей. Между прочим, так
произошло в Полтаве. Полтавский сотник Зеленейский привез в Полтаву
известие о переходе Мазепы к шведам. Тотчас стали в городе
скопляться мужики из окрестных сел и деревень и кричать, что вот, наконец пришла пора обдирать старшин и всех значных и богатых; от этого все, что было там значного и богатого, бежало искать себе
спасения в иных местах. Так убежало тогда из Полтавы семейство
Герциков. Люди значные, сыновья бывшего некогда полковником
полтавским, владельцы маетностей в Полтавском полку, Герцики
убежали от разъяренной толпы черного люда за Днепр, с
намерением укрыться в Корсуне, где у них был собственный двор, но когда
740
доехали до Чигирина,
Мазепы, Гамалеи, Кандыбы и Мокиевского, последовали они снова на
левую сторону Днепра и очутились в Ромнах при Мазепе. Таких во
всей Гетманщине явилось бы, может быть, гораздо более того, сколько их набралось тогда, если бы Мазепе не пришлось иметь
дело с государем великого ума и непреклонной энергии, каким был
Петр Первый. Но партия Мазепы не могла разрастись еще и оттого, что Мазепа не прилагал старания, чтоб дать возможность
разрастись ей. Мазепа, как все эгоисты, был труслив за свою шкуру, крайне осторожен и не твердо уверен в осуществимости своей цели, в действительности избранных средств. Да и времени у него было
мало, так как и замысел изменить Петру возник у него не раньше
года до события. Мазепа в свои планы посвятил только немногих, почему-либо стоявших близко к нему, преимущественно своих
родственников и свойственников. Многие старшины генеральные и
полковые не знали о его замысле. От этого и число соучастников
отпадения от царя оказалось невелико. Правда, мы почти не в
состоянии произнести о таком числе хотя бы самый приблизительный
приговор, тем более, что те, которые заявили себя его
соучастниками, а потом попадались в руки царского правосудия, или сами
заранее прибегали к царскому милосердию, обыкновенно выставляли
себя не знавшими истинных замыслов Мазепы, а винились только
в том, что повиновались гетману и должны были следовать туда, куда он вел их или посылал, не смея у него допрашиваться о
дальнейших его намерениях. Были и такие, что с первого раза с
сочувствием пристали к замыслам своего гетмана, но после, заметивши, что нельзя надеяться на удачу предприятия, впору припрятались и
показывали вид, что не знали ни о чем и нимало не сочувствовали
тому, что было противно царю-государю. Само собою разумеется, никто не в силах теперь открыть таких, а таких-то было, без
сомнения, очень много. Можем, следовательно, говорить только о тех, которые, ставши соумышленниками и соучастниками гетмана
Мазепы, бежали вместе с ним после полтавского боя, или же о тех, которые сами сознались в своем соучастии с Мазепою -
добровольно или невольно. О таких только лицах мы и сообщим теперь
сведения, почерпнутые из официальных и частных архивов.
Мы упомянем прежде всего об одном соумышленнике Мазепы и
притом, как можно думать, немаловажном, умершем во время
стоянки Мазепы с Карлом XII в Ромнах и этой смертью избежавшем
вероятной возможности понести жестокую кару от московской