Руки оторву!
Шрифт:
Лагерь очень быстро приближался, и, чтобы вражеский служитель культа не расслаблялся, я резко спикировал вниз и шваркнул шамана башкой о телегу. Он упал безвольным кулем меха и потерял свой шлем-череп. Давление на горло сразу прекратилось. Как только я влетел в тело, сразу почувствовал свои затекшие руки-ноги, пересохшее горло. Я крикнул Гришке, чтобы воды принес, и аккуратно встал. Мой верный соратник подал мне ковш, и я сразу отправил его к Петру, передать весть о нападении кубаев. Сергию поручил, чтобы взял пару человек и вышел из лагеря забрать мой трофей – шамана.
Дворовые странно посмотрели на меня, но ничего не сказали, а бросились исполнять мои указания. Направив локти с косцами назад, я пошел к шатру главного конника. В лагере поднялась суета, обозные тащили припасы в середину круга, образованного
– Откуда про кубаев знаешь? – спросил Петр.
Я все ему рассказал, но соврал, что сделал вылазку. Про моего своевольного тугора Жеребцову знать незачем. Глава конников молча выслушал, пожурил меня за самоуправство и стал громко раздавать приказы:
– Обозным лагерь укрепить и за рвом схорониться. Полусотне Тимохи Гладкого коней отдать, в лагере остаться. Лучникам глядеть в оба, за припасы башкой отвечаете. Тве с сотней следовать за нами. Захар Кошка со своим десятком пусть за Тримайло глядит. Трегуз старшим среди большаков идет второй линией, тролли следом. Едем слева от лагеря в колоннах по десять человек, – и, уже тише, – ты, Василий, к Трегузу поспешай, Захар присмотрит. Мрассу я весточку отправил, они нашу атаку поддержат. Рыжий, которого ты видел, – Чичегул, самый опасный из Шести. Если встретишься, уклоняйся от боя, старайся прижаться к большакам, на него вдвоем, а то и втроем наседать надобно… Ну, с Богом!
Я унял дрожь в руках, от внутреннего напряжения пересохло во рту. Подъехал Тве, сунул оплетенную флягу, я машинально отхлебнул. Сладковатая жидкость приятно согрела горло перцем и пряностями – сбитень. Тве хлопнул меня по плечу со всей пролетарской дружелюбностью так, что, если бы не закрепленные намертво ноги, я мог вылететь из седла. Ассам фыркнул на бьернене тролля. Но Тве уже возвращался к своим, потрясая всеми четырьмя руками, оружием и щитом. Подъехал суровый кавалерист со шрамами на лице, представился:
– Я, Захар Кошка, приставлен ноги охранять.
– Не понял, – удивился я.
– В сече поймешь, ты, главное, вокруг поглядывай, своих не затопчи и в куче не застывай надолго, конный бой простор любит. Поехали, что ль, – тронул своего коня Захар, держась справа. Слева пристроился еще один всадник, остальные восемь плавно образовали колонну по два, следовали сзади. Такие же небольшие отряды двигались за всеми большаками. Недалеко рысил Трегуз, помахивая своим Дубасом [37] . Справа ехал незнакомый сын грома, он достал из ножен длинный прямой меч и положил его поперек седла. Команды и разговоры смолкли, и в предрассветных сумерках слышен был только топот копыт. Так мы двигались некоторое время, вглядываясь в туманную степь. Как вдруг к ставшему уже привычным мерному перестуку копыт добавился едва слышный шепот: «Слышь? Ссышь?»
37
Дубас – имя дубины Трегуза.
Захар скомандовал:
– Щиты!!!
Среди конных рядов слово отозвалось эхом подхваченного приказа:
– Щит, щит, щит…
О мой панцирь разлетелась стрела, наконечник печально звякнул о броню Ассама и скатился на землю.
И прошипел залп лучников: «Зас-с-сышь!!!» Стрелы посыпались смертоносным дождем, застучали по плечам, по шлему, по доспехам коня.
Передние ряды во главе с Петром с гиканьем и посвистом бросились вперед. За нашими спинами показало свой край солнце, и я увидел темную лавину врагов, ринувшуюся навстречу нашим. Кубаев было гораздо больше, чем русских. Возглавляли их атаку шесть вождей в круглых черных полушлемах, с конскими хвостами на макушках, на огромных мохнатых лошадях. Их мощные руки сжимали кривые мечи и небольшие щиты в форме ромба.
Петр бросил коня в галоп и сделал резкий зигзаг, объехал поднявшего меч Тегирима и врезался
Кубайские всадники оглушительно визжали, бросаясь на русских. Но наши передние ряды боя не приняли и стали разъезжаться влево и вправо, осыпая врага градом копий, сулиц и стрел.
Там, где мчался Петр, ковыль становился красным. Кубаи разлетались в разные стороны, целиком и частями. Руки, ноги, головы подлетали над неприятельской лавиной, словно повинуясь умелым рукам циркового жонглера. Я видел, как правый косец вонзился в пах визжащего кубая, отделив ногу и часть туловища. Я не к месту подумал, вот оно как, «серпом по яйцам».
Но тут мне стало не до наблюдений: шестеро вождей ринулись вперед. Даже Тегирим, несмотря на страшное увечье, поднял свой меч и, заливая кровью из культи своего коня, понесся прямо на Трегуза. Княжий гридень увернулся. Охранявший его десяток брызнул врассыпную. Трегуз небрежно отмахнулся назад и размозжил кубаю затылок Дубасом. Смятый шлем отлетел в сторону, а огромное тело Тегирима с грохотом рухнуло на землю.
– Не спи, Тримайло! – заорал Захар.
На меня рысью ехал Таргол, направляя острие меча прямо в лицо. Ассам резко принял в сторону, избегая удара, и тут же снова прянул в сторону жеребца Таргола, позволив мне по достоинству оценить мое снаряжение и полученные от Петра уроки. Закрепленные ноги не позволили мне упасть, а правый серп скрежетнул по броне на крупе кубайского коня. Животное не было ранено, но этот тычок изменил направление движения коня, и ответный удар Таргола лишь скользнул по моей спине. Но при этом, к моему изумлению, отсек хвост из пластин, закрепленный на стальном ошейнике, оставив глубокую зарубку на панцире. Я поневоле приник к гриве коня.
– Не разворачивайся, только вперед! – закричал Захар, возвращаясь на свое место, остальные всадники его десятка тоже восстановили строй. – Сейчас давай в намет. И наезжай на кубаев, по левому краю. Тока глубоко не суйся!
Многие бойцы кубаев полегли от сулиц, копий и стрел, поэтому вражеская лавина стала объезжать павших и разделилась на два потока, теряя скорость. Я ворвался в смешавшиеся ряды противника, низко опустив косцы. Я легко разрезал кожаные и даже стальные панцири, отсекал конечности, калечил людей и лошадей. Кубаи метали арканы, петли захлестывали шею, руки. Но Захар сотоварищи рубили веревки. Убивали и ранили всадников, которые пытались объединиться и сдернуть меня с коня. Некоторые кубаи спешивались и бросались на ноги Ассама. Я не мог дотянуться так низко, и снова меня выручала десятка Захара Кошки.
Вскоре мы вырвались из вражеского строя на простор. Кубаи покатились дальше, прямо на троллей, но тут зазвучал хриплый вопль боевого рога. Трубил Бырьэке. Степняки развернулись и вскачь понеслись в открытую степь.
Захар заорал:
– Правь на троллей, затопчут!
Мы старались быстро убраться из-под копыт вражеской конницы, при необходимости вступая в короткие победоносные стычки. Мои соратники умело завязывали схватки, быстро подводя своих противников под мой меч или серп. Мы снова вырвались на открытое место, оставив за собой кровавый след из мертвых и раненых. И тут на меня наехал с визгом Чичегул. Его мощный мохнатый жеребец хотел толкнуть грудью Ассама, но мой конь развернулся и не допустил столкновения. Чичегул оказался сзади и ударил мечом по моему железному воротнику, а когда обогнал меня, то и спереди. Два стальных полукольца со звоном отлетели в траву. Чичегул развернул коня и снова атаковал: его меч, словно размытый мазок, грозил то слева, то справа, оставляя глубокие зарубки на моих щите и броне. Я опомнился и стал активно использовать косцы, резко выбросил вперед руку со щитом и попал рыжему кубаю по колену кованым краем. Чичегул закусил губу, но продолжил быстрые выпады, стараясь прорубить мою порядком потрепанную броню. Двужильный степняк бил так сильно, что у меня перехватывало дыхание. Но и ему пришлось сделать паузу, перевести дух. Воспользовавшись передышкой, я вернул ему все сторицей: щит, серпы и сабля превратились в сверкающую карусель. На боках и руках Чичегула появились кровавые пятна, правая щека распухла от удара щитом.