Рукопашная с Мендельсоном
Шрифт:
Лайма посмотрела на него насмешливо:
– Ничего, потерпи, здесь твоя мечта вполне может стать жестокой реальностью. Между прочим, я слышала, что в некоторых племенах женщины после зачатия убивают своих мужчин. За ненадобностью.
– Ты путаешь, это не в племенах, – флегматично возразил Корнеев, – это у каких-то экзотических насекомых.
– А племена переняли это у них! – мстительно уточнила Лайма.
Наконец друзья продрались через толпу и очутились в просторном фойе, где организаторы фестиваля устроили грандиозную выставку экзотических музыкальных инструментов,
– Диджериду, – прочитал по слогам Корнеев название дудочки, украшенной странными корявыми узорами. – Дудочка аборигенов Австралии. Делается из куска эвкалипта, середина которого выедена термитами, обрабатывается пчелиным воском.
– Интересно, куда потом деваются термиты? – вдруг ни с того ни с сего заинтересовалась Лайма.
– Думаю, никуда, – не задумываясь, ответил Корнеев. – Берет абориген дудочку и начинает играть, а термиты сидят внутри и тихо подпевают.
– А это что за штука с лошадью? – Лайма склонилась над витриной, в которой лежала обтянутая кожей коробка с грифом и двумя струнами. На конце грифа красовалась резная лошадиная голова. – А, вот табличка. Морин хуур, значит. Монгольский инструмент, распространен также в Туве и Бурятии. Сыграл исключительную роль в становлении монгольской культуры.
– Вот так, – изрек Корнеев. – Всего две струны, а какой вклад в культуру! Смотри, тут еще написано, что одна струна сделана из волос коня, а другая – из волос кобылы. Символично, правда? На выходе должен получиться звук совершенно оригинальный. Наверное, кочевники исполняют на этой штуковине серенады под окнами чужих юрт.
Осмотр экспонатов неожиданно прервал мелодичный звонок. Затем приятный женский голос объявил:
– Общее собрание участников и гостей музыкального фестиваля начнется через несколько минут. Просим всех пройти в зал.
Затем тот же текст повторили на английском и французском языках. Лайма и Корнеева в этот момент находились у стойки с персидскими бубнами, где желающим разрешали взять понравившийся инструмент в руки и погромыхать от души. Оторвавшись от этого увлекательного занятия, «Заводные матрешки» вместе со всеми покорно пошли на зов.
Когда музыканты расселись по местам, фестиваль стал наконец обретать более четкие национальные очертания. Лайма и Евгений сразу обратили на это внимание.
– Так, справа от нас трое во всем клетчатом – шотландцы, – делился наблюдениями Корнеев. – И у них волынки. А впереди – оленеводы, точно. Из Якутии или с Аляски.
– Смотри, вон там какие-то полуголые маленькие люди. Смешные такие. Интересно, кто это?
– Туземцы с островов Океании, – безапелляционно заявил Евгений. – Видишь, у них луки с тетивой и стрелы.
– Это не лук с тетивой, а такой народный инструмент со струнами. И что-то вроде смычка.
– Но при необходимости этот инструмент выполняет функции оружия. Если надо убить животное или белого пришельца.
– В тирольских
– С Африкой хуже, – вздохнул Корнеев. – Тут мы бессильны на глазок определить, из какой страны прибыл гость, не знаем местной специфики.
– Это ладно, на бейджике прочтем. Хуже другое. Я посмотрела список участников. Так вот, из всех коллективов, приехавших сюда, одиннадцать – трио. Как тебе?
– Ну, одиннадцать – не сорок, – философски изрек Корнеев. – За неделю вполне можно проверить их на вшивость.
– У тебя есть план? – с любопытством спросила Лайма.
Как всякая женщина, она обожала планировать, а потом делать все, чтобы не придерживаться плана.
– Будем действовать экспромтом, – ответил Евгений.
Когда зал был уже до отказа набит, на сцену вышел Синюков, которого встретили бурными аплодисментами.
– Я рад приветствовать участников и гостей третьего фестиваля народной музыки и самобытного исполнительского мастерства в замечательном городе Чисторецке! – воскликнул Синюков и зачем-то поднял вверх руку.
Снова раздался гром аплодисментов – оратора поняли все собравшиеся, так как к каждому креслу прилагался комплект наушников, а в специальных кабинках трудились переводчики-синхронисты.
Тут неожиданно раздался ужасный топот, словно по деревянному мосту шла на боевые стрельбы рота солдат. Зал насторожился, но, как оказалось, напрасно – это были не солдаты. Через боковой проход к первому ряду промаршировала небольшая колонна бабушек в красных сарафанах до пят и кокетливых платочках. У бабулек были решительные и суровые лица, словно они наметили отобрать у жюри главный приз фестиваля силой. Они молча расселись по местам и уставились на Синюкова.
– Уж не наши ли это легендарные чечеточницы? – тихо спросила у Корнеева Лайма.
– Они самые. Я про них немного в Сети успел почитать – это же хит сезона. А начинали они знаешь как? Лет двадцать назад была создана инициативная группа пенсионерок – ходили на демонстрации и хором выкрикивали всякие там лозунги и речевки. Типа: «Перестройка – Горбачев» или «Банду Ельцина под суд!». В зависимости от конъюнктуры. Еще они захлопывали и затопывали неугодных ораторов. В общем, подрабатывали на полях политических сражений, пенсии ведь маленькие. Когда же политическая активность масс пошла на убыль, бабульки решили использовать многолетние навыки в шоу-бизнесе и создали вот такой коллектив. Очень, кстати, популярный.
– Какой же это шоу-бизнес? Это народное творчество.
– Да ладно тебе! У нас теперь все – шоу-бизнес.
На сцене тем временем началось главное действо: собравшимся представляли членов жюри фестиваля – людей, которые будут определять самых оригинальных и самых талантливых народных музыкантов и исполнителей.
Мероприятие тянулось мучительно долго – в жюри, как оказалось, числилось более двадцати человек. Причем едва ли не половина из них – малоизвестные широкой публике представители чисторецкой элиты: бизнесмен Родькин, художник Повозюк, поэт Мурин и им подобные.