Рукопись Ченселора
Шрифт:
– Кто ответствен за данный этап операции? – все еще с сомнением в голосе спросил Венис.
– Варак, – ответил Генезис. – Он же будет осуществлять контроль и за всей операцией в целом.
Присутствующие удовлетворенно кивнули.
– Есть еще вопросы? – спросил Генезис. Последовало молчание – вопросов не было.
– Тогда голосуем, – предложил Генезис, вынимая из-под лежащей на столе папки маленький блокнот. Вырвав шесть листов бумаги, он передал пять из них по кругу. – Римская цифра «один» означает согласие, цифра «два» – несогласие. Как
Сделав пометки, члены Инвер Брасс сложили листки пополам и вернули их Генезису. Развернув каждый из них, председатель объявил:
– Господа, принято единогласно. – И, обернувшись к Бэнеру, попросил: – Пожалуйста, пригласите мистера Варака.
Самый младший участник совещания встал и направился через всю комнату к выходу. Открыв дверь, он кивнул стоявшему в коридоре человеку и вернулся к столу.
Варак вошел в комнату для совещаний, тщательно прикрыв за собой дверь. Это был тот самый мужчина, который перед началом совещания, стоя в тени на балконе, руководил действиями охраны. Теперь он был уже без винтовки, но на шее у него все еще висела транзисторная рация, от которой к левому уху отходил тонкий провод.
Варак казался человеком неопределенного возраста, что-то между тридцатью пятью и сорока пятью годами. У физически развитых мужчин этих лет, ведущих активный образ жизни, всегда бывает трудно определить возраст. У него были коротко подстриженные светлые волосы. Широкое, скуластое лицо свидетельствовало о его славянском происхождении. Несмотря на несколько суровую внешность, говорил Варак мягким голосом, с легким бостонским акцентом, хотя напевность его речи наводила на мысль, что он выходец из какой-то восточноевропейской страны.
– Решение принято? – спросил Варак.
– Да, – ответил Генезис, – притом положительное.
– У вас не было выбора, – заметил Варак.
– Вы составили план действий? – поинтересовался Браво. Наклонившись вперед, он равнодушно посмотрел на Варака.
– Да. Все произойдет через три недели, первого мая. Тело обнаружат только утром.
– Значит, известно об этом станет второго. Если вы допускаете, что кому-то из нас придется выступить с заявлением, – обратился к участникам совещания Генезис, – приготовьте его заранее. Некоторым из присутствующих лучше выехать из страны.
– Кажется, вы исходите из того, что о смерти объекта будет объявлено в обычном порядке, – заметил Варак. Интонация его мягкого голоса говорила о том, что он как раз уверен в обратном. – Если пустить дело на самотек, я не гарантирую, что все произойдет именно так, как вы предполагаете.
– Почему вы так думаете? – спросил Венис.
– Потому что на Пенсильвания-авеню, 1600, начнется паника. Эта шайка постарается выиграть время, чтобы попытаться завладеть досье. Ради них они не остановятся перед тем, чтобы положить покойника на лед и спрятать его в гардеробной комнате президента.
Сидящие за столом представили нарисованную воображением Варака картину и невольно заулыбались.
– В
– Прекрасно. Это все?
– Да. Благодарю вас. – Генезис кивком отпустил Варака, который быстро вышел.
Председатель встал со стула и взял в руки лист бумаги с зашифрованным текстом. Затем собрал со стола шесть маленьких, вырванных из блокнота листков, на каждом из которых была четко выписана римская цифра «один».
– Совещание закончено, господа. Как всегда, каждый лично уничтожил свои бумаги. Если делались какие-либо записи, пожалуйста, уничтожьте и их.
Члены Инвер Брасс стали друг за другом подходить к камину. Самый первый снял со стены футляр со щипцами, потом аккуратно уронил лист бумаги на горящий уголь. За ним то же самое проделали и остальные. Стоявшие несколько в стороне Генезис и Браво оказались последними, кто совершил этот ритуал.
– Благодарю вас за то, что вы по-прежнему с нами, – тихо обронил Генезис.
– Вы мне еще четыре года назад сказали, что я не могу просто так взять и исчезнуть, – напомнил Мунро Сент-Клер. – И вы были правы.
– Боюсь, дело не только в этом. Я нездоров. Жить мне осталось недолго.
– О господи!
– Пожалуйста, не надо. Все равно я счастливчик.
– Но в чем дело? Что с вами?
– Десять недель назад врачи признались, что мне осталось жить два-три месяца. Конечно, сказали только потому, что я настаивал. Они чудовищно точны. Я чувствую это. Уверяю вас, это совершенно особое ощущение – будто приобщаешься к чему-то абсолютному, вечному. И знаете, это даже успокаивает. Человеку не дано испытать другого чувства, подобного этому.
– Мне очень жаль. Трудно выразить словами то, что я хотел бы вам сказать сейчас. Венис знает об этом? – Сент-Клер посмотрел в сторону крупного темнокожего мужчины, тихо беседовавшего в углу с Бэнером и Пэрисом.
– Нет. Мне не хотелось, чтобы что-то повлияло на наше сегодняшнее решение.
Генезис бросил свой лист с напечатанным текстом на мерцающие угли, потом скомкал в шар шесть страничек с результатами голосования и уронил их в камин.
– Я просто не знаю, что сказать, – сочувственно прошептал Сент-Клер, глядя в удивительно спокойные глаза Генезиса.
– Зато я знаю, – с улыбкой ответил обреченный. – Вы снова с нами. Вы способны на большее, чем Венис или любой из присутствующих. Обещайте, что, если я отправлюсь, так сказать, в мир иной, вы доведете это дело до конца.
Сент-Клер посмотрел на лист бумаги, который все еще держал в руке, на имя, написанное в верхнем левом углу.
– Он пытался вас уничтожить. Однажды это ему почти удалось. Я доведу начатое нами дело до конца.
– Нет-нет, только не поэтому, – сказал Генезис твердо, и в его голосе прозвучало неодобрение. – Наши действия не могут быть продиктованы злобой или местью. Это недопустимо. Мы никогда не должны руководствоваться такими чувствами.