Рукопись, написанная кровью
Шрифт:
Юля открыла глаза и принялась бить кулаками по голове Харыбина, по его лицу, щекам, пока не лишилась чувств.
Когда она открыла глаза, то поняла, что сидит в той же синей мерзкой машине, провонявшей изнутри табачным дымом и бензином.
– Ты что, Земцова, рехнулась?
Она повернула голову и увидела сидящего рядом Харыбина с распухшим носом, у которого он придерживал разбухший от крови носовой платок.
– Его разорвали собаки. Собственные собаки.
И Юля испустила вздох облегчения. У нее даже голова закружилась от переизбытка чувств. Он имел в виду Берестова. Это Берестова ее муж записал ей в любовники. Правильно, она же именно с Берестовым
– Значит, так. – Юля медленно повернула к нему свое лицо, затем зачем-то опустилась вниз, словно ей надо было поправить или застегнуть ремешок туфли, и, наконец поднявшись, снова взглянула, близко-близко, в глаза своему мужу: – За то, что вы с Аперманис, этой шлюхой, собирались использовать меня в качестве приманки, чтобы найти так необходимого вам Крымова… – и с этими словами она, размахнувшись, ударила его по лицу, снова целясь в нос, в окровавленный платок туфлей, за которой она, собственно, и нагибалась, – получай! Получай, гад! Ах ты, свинья! Ты специально спал в Москве с кем попало, чтобы довести меня до нервного истощения? И чтобы я, разозлившись, примчалась сюда и стала искать утешения в объятиях Крымова? Ах ты, тварь! Ненавижу! И ребенка своего ты никогда не увидишь!
– Прекрати истерику, ты же разобьешь мне лицо! Пойдем домой, и я тебе все объясню… Я же хотел как лучше… Нам нужны были деньги, а я знал, где их раздобыть… Но я не мог тебе об этом сказать.
При слове «деньги» Юля сразу успокоилась, она поняла, что может сейчас услышать то важное, за чем она, собственно, сюда и ехала: какую роль в этой сложной игре играет Харыбин?
– Какие еще деньги? – хрипло прошептала она, давясь слезами. – Отвечай! Какие деньги?! Я пойму, не маленькая!
– У Крымова были бумаги, очень ценные, рукописи… Они стоят миллионы, понимаешь?
– А Аперманис? Сколько можно было морочить мне голову?
– Она хотела купить у Крымова или у меня эти рукописи.
– Что это за рукописи? Чьи? Его роман, что ли? – и Юля расхохоталась ему в лицо, делая вид, что ничего не понимает. – Сколько можно врать?! И как это она сначала хотела их купить у Крымова, а потом у тебя? Так у кого они были?
– Все очень просто: она купит их у того, у кого они будут на момент сделки, что же тут непонятного? Говорю же: пойдем домой, ты отдохнешь, выспишься, а потом уж мы побеседуем.
– Ну и у кого же они сейчас? У тебя, я надеюсь?
– Нет, к сожалению, нет…
– Так. Отпусти меня немедленно. Дай мне уйти. Я устала от твоего вранья. Рукописи… Да кого сейчас могут интересовать какие-то рукописи?! И что такое сегодня миллион рублей?
– Дура! Речь идет о миллионах долларов.
– Да пошел ты… – и Юля схватилась за ручку дверцы в надежде открыть ее и выйти из машины. Она не верила ни единому его слову. Понятно было бы, если бы речь шла о документах, касающихся секретного оружия или техники, ноу-хау, или старинных рукописях… – Это что, очередное «Слово о полку Игореве»? Музейный экспонат, по которому плачет Сотбис?
– Нет, это не «Слово о полку Игореве», речь идет о…
Но она не стала слушать. Дверца наконец открылась, и Юля чуть не выпала из машины, настолько ослабла. Пошатываясь, она отошла на несколько шагов и подняла руку. Харыбин не успел ничего предпринять, как возле нее остановился старенький «Москвич», который, подобрав ее, исчез тут же за поворотом.
Она приехала к Миллерше. Увидев, в каком Юля находится состоянии, Алла Францевна уложила ее спать.
– Отдохни, на тебе лица нет.
– Это на Харыбине лица нет, я его содрала вместе
– Ты вся дрожишь, что с тобой?
– Холодно… – сквозь зубы выдавила из себя Юля и забралась уже с головой под одеяло. – Может, мне в ванну с горячей водой?
– Да, вот только этого тебе как раз и не хватало! Ты что, хочешь потерять своего ребенка?
Юля лежала, чувствуя близкое присутствие Аллы Францевны, и испытывала чувство признательности и даже нежности к этой ставшей ей настоящей подругой портнихе. Кто бы мог подумать, что ее лучшая подруга, Надя Щукина, превратится в совершенно чужого человека. Мало того, что она каким-то невероятным образом сумела приручить дикого зверя Крымова, уведя его из-под самого Юлиного носа, так теперь она же еще и бросила его, променяв на богатого иностранца. Неужели таких мужчин, как Крымов, нужно подвергать унижению изменой, чтобы удерживать их возле себя? Почему верной и порядочной жене мужчина предпочитает стерву? Неужели запах чужого мужика, исходящий от вернувшейся со свидания с любовником жены, возбуждает и рогоносца-мужа?..
– Юля, выпей аспиринчика, ты все равно не спишь. А хочешь, я подогрею тебе вина? Положу туда лимону, сахару, а? И согреешься, и расслабишься…
– Аля, положи мне туда лучше яду. Я устала от всего, от этой жизни, от Крымова, который держит меня вот так… – и Юля, выпростав руку из-под одеяла, показала побелевший от напряжения сжатый кулак. – Он не дает мне жить, я постоянно испытываю потребность видеть его, слышать его голос или просто знать, что он где-то рядом и может в любую минуту позвонить. Он живет с Щукиной, встречается с миллионом других женщин, и я, зная все это, продолжаю любить его. Где же моя голова? Неужели она превратилась в кочан капусты? Потрогай, вот они, листья… Что же это такое?.. А где моя гордость? Где я сама?.. – и Юля горько заплакала, спрятав лицо в ладонях.
– Ну что ты, деточка, успокойся, да разве ж так можно? Крымов – да его убить мало. Но что поделаешь, если мы не в силах совладать со своими чувствами? Любовь – не всегда во благо. Для многих любовь (так же, как для тебя) разрушительница. Но тебе надо поработать над собой, иначе – повторяю – ты потеряешь ребенка. Тебе нельзя так переживать. Я с самого начала боялась за тебя, когда ты сказала, что собираешься за границу…
– Ладно, неси свое горячее вино. Поговорим.
И спустя некоторое время Миллерша с увлечением рассказывала о своем путешествии в Германию. О том, как первые дни, пока они с племянницей жили в гостинице, постоянно тряслись от страха, ожидая признаков слежки. Но потом Алла Францевна поняла, что их план сработал, что ОНИ, те, кто стоял за поисками Крымова, упустили Земцову.
– Словом, мы провели чудесные дни, превосходно отдохнули, посмотрели город, накупили себе вещей. А я так успела даже закрутить роман с одним человеком, австрийцем, его зовут Михаэль и он прекрасно говорил на русском. – И вдруг без перехода: – Знаешь, я считаю, что должна вернуть тебе деньги за путевку. Руководитель нашей группы, такая приятная женщина, с которой я и договаривалась, что вместо экскурсий и прочего просто поживу в гостинице за свой счет, подсказала мне, где в Берлине можно купить настоящий бархат, и я, накупив его и привезя сюда, уже получила от своих клиенток несколько заказов. Это я к тому, что поездку я окуплю, и мне бы не хотелось, чтобы ты тратилась на меня. У тебя сейчас и так денег негусто, думаешь, я не догадываюсь? Ведь ты ушла от Харыбина, ты одна, с ребенком в животе…