Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле
Шрифт:
Арчи сказал, что покончит с собой, и я поехала на такси к нему.
Дверь была открыта, везде горел свет. Он был наверху, в своем кабинете.
— А, привет! — сказал он и улыбнулся.
Я сказала, что он не похож на человека, который хочет совершить самоубийство.
— Я выражался фигурально, — ответил он. — Послушай вот это.
Он взял рукописную страницу и начал читать.
Мне хватило минуты, чтобы понять, что он читает собственную прозу. Это был роман. Начинался он с описания вечеринки в Центральном Западном парке.
Закончив
— Вот видишь!
— Что я должна видеть?
— Тот, за кого ты меня принимаешь, не мог бы это написать.
— Я никогда ничего подобного не говорила.
Он промолвил:
— Люди всю жизнь стремятся к такому счастью, какое есть у нас.
Меня вызвал к себе директор издательства. Он сказал, что получил от Арчи Нокса рукопись его романа для эксклюзивного издания.
— Арчи никогда мне не нравился, — добавил он. — Так же, как и я ему.
Я кивнула и промолчала.
— Он продает нам свою рукопись при условии, что редактировать ее будете вы.
Я не шелохнулась.
— Просмотрите ее, — предложил он. — Это легкое чтение.
Он протянул мне рукопись.
— Вам не придется менять ни единого слова.
— Нет, я ее не возьму.
Он впервые поднял на меня взгляд.
— Я понимаю вас.
Я прочитала книгу сразу же, как только она вышла в С. Ее читали все. Она была напечатана летом, и когда я прохаживалась по берегу, я видела, как люди ее читают.
В магазинах я все еще нахожу эту книжку в бумажном переплете. Я открываю ее на странице для посвящений, чтобы взглянуть на свое имя. Иногда я открываю первую страницу и вспоминаю ночь, когда он прочел ее мне, после чего, откинувшись на стуле, сказал: «Вот видишь!»
Написано гладко. Я действительно не изменила бы ни единого слова. Да и в основе своей она правдива. Если не считать того, что герой бросает пить, а девочка взрослеет. На последней странице они вступают в брак — прекрасный финал для любовной истории.
САМЫЙ ЛУЧШИЙ СВЕТ
Имея детей, приходится очень много им отдавать, что самым естественным образом и делают порядочные родители, а значит, можно рассчитывать и на ответную реакцию: пусть это будет не благодарность за то, что дети были рождены и воспитаны… но… готовность принять принципы и идеалы родителей.
Невесть откуда внезапно возникает мой сын Барни. Я завариваю на кухне мятный чай и подпеваю звучащей по радио арии, как вдруг слышу зуммер переговорного устройства. Барни говорит голосом восьмилетнего мальчишки: «Мама, открой. Это я». Я даю ответный сигнал, открываю дверь и выхожу на лестничную площадку. Он уже на третьем этаже, в неясном свете я вижу его джинсы и футболку. Как обычно, он привез с собой женщину.
Барни тридцать четыре года, но выглядит он на двадцать один. Он
— Как ты здесь оказался? Не могу поверить, что это ты!
Он берет за руку свою подружку и с преувеличенно британским произношением говорит ей:
— Познакомься с моей благочестивой матушкой.
— Можешь звать меня Ниной, — предлагаю я.
— Здравствуйте, — говорит она и пожимает мне руку. — Я Лорел.
Она выше его ростом и красива. Ее русые волосы заплетены в косу.
Барни живет в Чикаго, и я жду, чтобы он рассказал, что он делает в Нью-Йорке и почему так неожиданно объявился, но тут Лорел продолжает:
— Надеюсь, мы не помешали вам своим вторжением.
— Не глупи! — одергивает ее Барни.
Я даю ему шлепок.
Потом веду их на террасу, смахиваю листья с табуреток и со стола и возвращаюсь за чаем. Кричу из кухни:
— Вы голодны?
Барни за обоих отвечает: нет. Тем лучше — у меня в холодильнике только сельдерей и йогурт.
На террасе Барни и Лорел сидят, тесно прижавшись друг к другу; он обнимает ее за плечи, поглаживает шею.
Лорел сидит на стуле прямо, как балерина. Она кладет в чашку две ложки сахара с верхом, смущенно улыбается и наливает чай Барни.
— Надолго вы приехали? — спрашиваю я.
Барни отвечает, что завтра они собираются к родителям Лорел в Вудс-Хоул. Они морские биологи.
— Семья ученых, — поясняет он.
Теперь я вспоминаю, что как-то Барни рассказывал мне о женщине, которая работает в лаборатории. Тогда я не придала его словам значения. После развода у него всегда были подружки. Все у него окутано тайной, и когда через несколько месяцев я спросила, как дела, он ответил невнятно и раздраженно.
Я спрашиваю:
— Ты ученая, Лорел?
Она кивает.
— Я рассказывал тебе, — вмешивается Барни. — Она энтомолог.
Лорел добавляет:
— Я изучаю жуков.
Она смотрит вокруг — на деревья, которые все еще в цвету. Солнечный свет проникает сквозь листву и бросает на кирпичный пол теплые пятна.
— Здесь так славно, — говорит она. — Я не видела еще такой квартиры в Нью-Йорке.
Я объясняю ей, что Гринвич-Виллидж не такой, как остальные районы города.
— Это Нью-Йорк в миниатюре, — говорю я.
Когда она спрашивает о табличке «Продается», висящей на этом доме, я рассказываю ей о его владельце, который пытается выкупить арендные взносы у меня и у соседки сверху.
— А как поживает прелестная мисс Рита? — спрашивает Барни.
— Она умерла два года назад. Ей было уже лет девяносто.
— Она была сущим ребенком, — поясняет он Лорел.
— Она была писательницей, — говорю я, глядя на сына.
— А кто теперь живет наверху?
— Ее племянница Джейн.
— Я не смогу жить здесь снова, — говорит Барни. И поет: «Получил я акции земельные в Нью-Йорке».