Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле
Шрифт:
Изабель слывет в нашей семье первой красавицей. В этот вечер на ней мотоциклетные сапоги, в которых она кажется еще выше ростом.
— Общий привет! — говорит она, обнимая Барни, и представляет всем Джанкарло.
У него квадратная челюсть и длинные черные волосы, он очень красив — совершенно в итальянском духе.
Когда Барни представляет им Лорел, Изабель впадает в игривое настроение. Она изображает из себя жеманную кошечку, каковой отнюдь не является.
Для нее и Джанкарло не хватает места на кухне, поэтому они несут
Мы все собираемся в гостиной — пить коктейли. Я сижу на скамеечке для ног, а Барни, наклонясь ко мне, шепчет на ухо: «Они подружились», имея в виду П. К. и Лорел. Он целует меня в голову и поднимается.
— Ребята, — говорит Изабель, — у меня сюрприз. — Она оборачивается к Лорел и спрашивает: — Барни рассказывал тебе о водяной мельнице?
— Немного.
— Мы с Барни проводили там детские годы. Это была кооперативная ферма. — И поясняет для Джанкарло: — Comunista. — Затем описывает яблоневый сад, соседей, рассказывает, как мы переплывали реку, чтобы послушать народные концерты.
П. К. — вся внимание. Она тоскует по тем счастливым дням, и я ее понимаю.
Джанкарло засматривается на Изабель, изучая ее лицо: то ли он в нее безумно влюблен, то ли плохо понимает по-английски.
— Переходи сразу к охоте, Из, — говорит Барни.
— Нет, — возражает П. К., — продолжай!
Изабель переводит взгляд с меня на Барни, потом на П. К. и снова предается воспоминаниям.
— Мы с папашей ездили туда в прошлое воскресенье. — Она на минуту замолкает. — Помнишь, нам сказали, что там все сравняли с землей?
Барни кивает.
— Так-то оно так, — продолжает она, — да не совсем. — И достает из сумочки фотографии. — Вуаля! — И раздает их нам.
На них изображена крохотная деревушка, которую Барни построил за нашим домом, если, конечно, можно назвать домом сторожку садовника. На краю лужайки он разбил огромную клумбу. Вокруг дома кипело строительство. Барни умудрился расположить к себе строительных рабочих, и они то и дело что-нибудь давали ему для его деревни. Он раздобыл шифер для крыш, металл для мостов и голубое стекло для плавательных бассейнов. Сделал холмы, долины и даже реку и построил дюжину домиков размером с кирпич из своего «секретного строительного материала» — смеси цемента и гравия.
Барни проводит Лорел по воображаемому маршруту, указывая на фотографию: вот бейсбольная площадка, вот кинотеатр под открытым небом…
П. К. говорит:
— Совсем как настоящее.
— Потому что все настоящее исчезло, — вздыхает Изабель. — Камня на камне не осталось.
Я гляжу на фотографию. Там, где когда-то стоял наш дом, — лишь ровное место, рыжая грязь, перечеркнутая гусеницами бульдозера.
— Город-призрак, — замечаю я.
Барни кивает:
— Угу!
Изабель говорит:
— Утопия.
Лицо Барни принимает мечтательное выражение, он полон
Изабель поясняет Лорел:
— Барни в детстве подслушал, как взрослые толкуют об Утопии.
Я вспоминаю речи Бена о создании своего собственного мира и на секунду возвращаюсь в те времена, когда мне еще тридцать четыре года и мы — несколько семей — собрались в кружок и сидим по-турецки на прогалине яблоневого сада. Голова Барни лежит у меня на коленях. Весенний вечер, в воздухе разлит аромат цветения… «Мы ни в чем не можем быть уверенными, — говорит Бен. — Ни в деньгах, ни в религии, ни в моногамии». Я оборачиваюсь к нему: «Надеюсь, ты не имеешь в виду нас, любимый?»
— Сколько тебе тогда было лет? — спрашивает Лорел у Барни.
Он смотрит на меня.
— Восемь?
— Примерно.
— Как долго вы этим занимались? — спрашивает П. К.
— Целое лето, — отвечает Изабель.
П. К. говорит:
— Хорошо, что они все это оставили.
Я иду на кухню проверить, как дела с обедом, и мимоходом слышу слова Барни:
— Изабель, ты часто видишься с отцом?
Мы садимся обедать. Макароны явно переварены, но этого, кажется, никто не замечает. Мы болтаем и смеемся, пьем вино, и я чувствую себя прекрасно.
Джанкарло, сидящий справа от меня, спрашивает:
— Почему вы оставили ферму?
Его английский превосходен.
Я объясняю ему, что там не было приличных школ и, кроме того, мы терпели убытки на яблоках.
Изабель добавляет:
— Плюс к тому все обернулось большим разгулом.
— Изабель! — урезониваю я ее.
— Так говорил папаша, — парирует она.
— А потом, значит, вы переехали в Рим? — говорит Лорел.
Я рассказываю, что мы собирались пробыть там всего год, но я нашла хорошую работу.
— Что за работа?
— Дубляж. Мой голос обрел бессмертие в десятках спагетти-вестернов. И голос Барни тоже.
— Па! — кричит Барни. — Индейцы!
— Как это делается? — любопытствует Лорел.
— Надо подгонять текст под артикуляцию актеров, — поясняю я. — Приспосабливать слова к движению губ.
— Дело нелегкое, — изрекает Барни. — Итальянские слова обычно кончаются гласными, при которых губы не смыкаются.
Он улыбается Джанкарло.
Я говорю:
— Если актер на экране произносит «prego», ты не можешь заменить это словами «добро пожаловать».
Барни имитирует педагога:
— Обратите внимание на разницу в произношении «у» и «и».
Он ведет всех нас в мир согласных и гласных, и мы смотрим в рот друг другу. Теперь мы — стол сплошных звуков.
П. К. говорит:
— Как будто в первом классе.
На десерт я приношу шампанское.
П. К. произносит первый тост:
— За наших уважаемых гостей из Города Ветров!
И все со звоном чокаются.
Джанкарло встает и говорит:
— За нашу мастеровитую хозяйку!
— Он мне нравится, — обращаюсь я к Изабель.