Руководство по плохому поведению для девственницы
Шрифт:
Мужчина удивленно посмотрел на нее. Его сладкая девушка злится и ведет себя жестко? Это было что-то новенькое.
— Ты воплотила дерьмовую идею.
— Было дерьмово с твоей стороны бросить меня и игнорировать все мои звонки, так что теперь мы квиты.
К своему удивлению, Роум обнаружил, что улыбается ей сверху вниз. Его застенчивая Элиза стояла перед ним и давала ему отпор? Это было так… сексуально.
— Роум… я знаю о твоем прошлом. — Элиза смотрела на него, ее взгляд был серьезен.
Тошнота скрутила его внутренности, но он каким-то образом
— Думаю, в какой-то момент, это должно было выйти наружу.
Элиза ничего не сказала, просто смотрела на него сияющими глазами.
Роум отпрянул, повернулся и зашагал по комнате. Отлично. Именно тогда, когда он думал, что все не может быть более испорчено.
— Как ты узнала? Ты проверила мою биографию или что-то в этом роде? — Вот тебе и доверие.
— На самом деле это сделал мой брат. И он показал ее мне. — Элиза прислонилась к двери.
— Досье, — пробормотал Роум.
Надо было догадаться. В конце концов, Грант ждал, чтобы прижать его этой информацией. Роум мерил шагами комнату, уставившись в пол, в стену, куда угодно, только не на нее. Он не мог смотреть на нее. Только не сейчас.
Черт побери, он чувствовал себя неловко. Зачем Элиза позвала его сюда? Чтобы она могла втереть его ему в лицо?
— Ты должен был сказать мне.
— Это не то, что делает разговор непринужденным. — Роум рассмеялся и покачал головой. — Привет, как дела? Ты знала, что я отсидел четыре года в Хантсвилле? Надеюсь, это не изменит твоего мнения обо мне. — В его голосе звучали сарказм и горечь.
— Я не пыталась совать нос не в свое дело, — тихо сказала Элиза. — Я узнала об этом только потому, что не была уверена, почему именно ты… оставил меня. — Ему было неприятно слышать дрожь в ее голосе. — Грант хотел, чтобы я поняла… всю картину. — Она сделала глубокий, прерывистый вдох. — Он пытался убедить меня, что ты не подходишь мне, что ты опасен, но я просто продолжаю говорить ему, что люблю тебя и твое прошлое не имеет для меня значения.
Роум замер. Элиза все еще любила его?
— Элиза…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — перебила она. — Что ты недостаточно хорош для меня, и все та же старая песня, которую ты постоянно исполняешь. Я знаю, что ты сидел в тюрьме четыре года. Я знаю, что твоя кредитная история полное дерьмо. Я знаю, что у тебя есть досье. И я знаю, что на бумаге это выглядит очень, очень плохо. — Она помолчала, а потом тихо добавила: — И я знаю, что это не ты. И никогда не был. И никогда не будешь. Ты не дилер и не мошенник. Ты всего лишь человек, очень одинокий, пытающийся найти свое место в мире. И я знаю, каково это.
Роум уставился в стену, не в силах повернуться и посмотреть на нее. Его глаза подозрительно горели, но он быстро заморгал, чтобы подавить слезы. Он был мужчиной, черт возьми. Он, бл*дь, не плакал.
Особенно когда девушка сказала ему, что верит в него. Что самое худшее в нем было неправдой.
Никто никогда в него не верил. Всем достаточно было взглянуть на его внешность,
— Элиза, — сказал Роум, ненавидя свой хриплый голос.
— Я никогда не думала, что это ты. Ни на мгновение. И когда я разговаривала с Иерихоном… — Она обняла его сзади руками, сомкнув их вокруг его торса, и он почувствовал, как ее щека прижалась к его спине.
— Черт возьми, я так и знал… — начал он.
— Тише, — сказала Элиза с легким шлепком по его груди, который удивил его и в то же время позабавил. — Я отказалась принять ответ «нет». Его нельзя винить. Он рассказал мне об этом… о твоей семье. О твоем детстве и твоей матери, о том, что ты взял на себя ее вину. Это только подтвердило все, что я знала о тебе. Что ты хороший парень, родившийся у людей, что пытались затащить тебя вниз. И ты пытаешься перестроить себя в кого-то нового.
Роум с трудом сглотнул.
Элиза продолжала ласкать его руками, обвиваясь вокруг него, ее щека покоилась на верхней части его спины.
— Если я стесняюсь, это не значит, что я не знаю, чего хочу, Роум. Когда сказала, что люблю тебя, я не шутила. Это никогда не менялось.
— Ты заслуживаешь лучшего, чем я. — У него болело горло.
— Мы оба знаем, что это не так, — пробормотала Элиза, скользя руками вверх и вниз по его груди, словно не могла насытиться прикосновениями. Это было странно интимно, когда она стояла позади него, лаская его, когда он не мог видеть ее лица, не мог знать, о чем она думает. — Как я могу хотеть кого-то лучшего, чем мужчина, который сексуален, добр, терпелив, прекрасен и заставляет покрытую шрамами девственницу с кривыми плечами чувствовать себя самой красивой женщиной в мире, когда она с ним?
Роум застонал и повернулся в ее объятиях, обхватив ее лицо руками. Он смотрел в ее сияющие глаза, полные любви и доверия, и его сердце снова заныло. Очень медленно, очень нежно он наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
— Как я могу не думать, что ты самая красивая женщина в мире, когда ты рядом со мной?
— Ты всегда видел меня, Роум. Ты даже не представляешь, как это редко бывает. Как я могу не видеть тебя? Как я могу не любить тебя всем сердцем? — Элиза быстро заморгала, и он понял, что блеск в ее глазах был вызван слезами.
— Боже, я так тебя люблю, — сказал ей Роум, наклонился и нежно поцеловал в губы. — Так сильно. Я хотел сказать тебе, что чувствовал, но это было бы так дерьмово с моей стороны, когда я планировал уйти.
— Но зачем уезжать? Зачем бросать меня? — Элиза ответила ему неистовым поцелуем, ее рот был таким же настойчивым, как и его.
— Грант хотел, чтобы я оставил тебя в покое, — сказал он между жаркими, яростными поцелуями. Ликование разлилось по нему, когда ее рот смягчился под его губами, приветствуя его прикосновения, а руки потянулись к его одежде, словно она хотела его раздеть. — Был вариант либо оттолкнуть тебя, либо уйти. И я ушел.