Румпельштильцхен
Шрифт:
— Да что такого необыкновенного в этом концертном контракте? — Сам по себе он не столь уж и важен.
— А что же тогда?
— Важно, оставила ли она завещание или нет.
— Ты что, хочешь, чтобы я еще пустился и на поиски завещания? Поимей же совесть, Мэттью.
— Ты только выясни, кто из ваших представлял ее интересы, и тогда я уже стану надоедать исключительно ему, ладно?
— Подожди-ка, — сказал мне Эйб, — я оставлю тебя пока на линии, я не кладу трубку.
— Спасибо, поблагодарил я.
Я ждал.
Вошла Синтия с чашкой кофе для меня. На ней были темно-синие брюки в обтяжку, синие же лодочки на высоком каблуке и блузка нежно-голубого цвета. Я глядел на нее
— Что такое? — поинтересовалась она.
— Просто я несколько удивлен.
— А что, разве не хорошо?
— Да нет же, очень здорово, — поспешил успокоить я ее.
— Тогда в чем дело?
— Обычно ты носишь юбки…
— А это так, для разнообразия, — сказала она, передернув плечами. — А что, разве существует какой-нибудь регламент на этот счет?
— Нет, конечно.
— Ну ладно. А вот Фрэнк говорит, что я выгляжу просто потрясающе.
— А-а… так ведь они вообще ничего не понимает в женских ножках.
— Chacun son gout, [4] — заметила она. — Да, кстати, а ты знаешь о том, что ты все еще сидишь с телефонной трубкой в руке?
4
У каждого свой вкус (фр.)
— Это я жду Эйба Поллока.
— Его всегда приходистя ждать целую вечность, — проговорила она. — Сливок у нас больше нет, а поэтому я налила тебе туда „Дари-Рич“.
— Превосходно, спасибо, Син.
— Не за что, — ответила Синтия и выпорхнула из кабинета.
Я упорно продолжал ждать. Когда же Эйб наконец снова вернулся на линию, он сказал:
— Мэттью, кажется это займет еще некоторое время. У нас там наверху сейчас проводят большое совещание по поводу еще одной из наших многомиллионых сделок.
— Да-да, конечно.
— … и в данный момент я не могу никого вызвать оттуда. Ты в ближайшее время никуда не собираешься?
— Через двадцать минут мне нужно быть в банке „Трисити“.
— Хорошо, ведь это рядом с нами. Ты сможешь зайти сюда после того, как освободишься? А я к тому времени разузнаю, кто же все-таки занимался этим контрактом, и ты тогда сможешь переговорить непосредственно с ним самим.
— Я не смогу быть у вас раньше двенадцати-половины первого, Эйб.
— Меня там тогда уже не будет, я ведь очень рано обедую. Но, знаешь, я тогда оставлю для тебя записку, и еще я попрошу его дождаться тебя, идет?
— Я буду тебе очень признателен.
— Пустяки. А по тому, по другому вопросу, я тебя очень прошу, дай нам время хотя бы до конца недели. Ведь мой клиент — но только это строго между нами — не может сосчитать, сколько будет если к двум прибавить два, и у него целая вечность уйдет на то, чтобы просмотреть все свои книги и раскопать в них оптовые цены на все бутылки. Тогда с этим до пятницы, ладно?
— Отлично, Эйб.
— Я бы пожелал тебе прекрасного дня, — снова заговорил Эйб, — но мне кажется, что скоро пойдет дождь.
В Калусе во время сезона дождей можно ожидать грозу каждый день часа в три-четыре после полудня, как раз в это время зной в сочетании с высокой влажностью больше всего досаждают изнывающим от жары горожанам, нагоняя на них послеобеденную истому. Когда же на землю проливается дождь, то он безжалостно бросается в атаку на мостовые и тротуары, но хватает этого запала всего на какой-нибудь час или около того. Конечно, на какое-то время проливной дождь
Большинство юридических фирм, особенно те, чьи названия сами по себе больше напоминают скороговорку, да еще такую, что язык можно сломать, позволяют своим секретаршам и служащим на коммутаторе отвечать на телефонные звонки просто и сжато, что-нибудь типа: „Юридическая служба“. Но фирма „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Герфилд и Поллок“ не относилась к их числу. Когда я неторопясь вошел в огромную сплошь застеленную коврами приемную, располагавшуюся за массивными дубовыми дверьми, блондинка за секретарским столом весело щебетала в трубку телефона: „Блэкстоун, Гаррис, Герштейн, Гарфилд и Поллок“, доброе утро…» Направляясь к ней через всю приемную, и на ходу стряживая воду с волос и с рукавов дорогого пиджака, который, как мне теперь казалось, обязательно сядет и будет впору если только моей дочери, я слышал, как она говорила в трубку: «Да, конечно, сэр, утро сегодня не очень доброе». Потом она еще слушала какое-то время. «Да, совершенно верно, сэр, — согласилась она, — это уже даже и не утро, действительно, уже день». Я молча стоял у ее стола. Блондинка взглянула на меня, мученически закатика глаза и сказала в трубку: «Да, и тоже не очень хороший, нет, сэр, а с кем вы хотели бы поговорить, сэр?» Затем она кивнула и сказала: «Подождите, пожалуйста», — и уже после этого она быстро подключила куда-то один из проводов.
— Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр? — это уже ко мне.
— Эйб Поллок обещал оставить здесь для меня записку. Я — адвокат Хоуп.
Я понятия не имею, почему юристы именно так представляются другим юристам или людям, работающим в области юриспруденции, но тем не менее, почему-то так принято. Иногда мне кажется, что это как бы секретный пароль, что должен дать понять собеседнику, что его по телефону или лично пытается достать вовсе не водитель грузовика и не мусорщик, а юрист, такой же «его сиятельство адвокат», как и он сам. Но как бы то ни было, такова традиция. Для моего местного банка я просто «мистер Хоуп». А для юридических контор Блэкстоуна, Гарриса, Герштейна, Гарфилда и Поллока, я адвокат Хоуп.
— Да, сэр, — ответила мне секретарь. — Вот ваша записка.
С этими словами она протянула мне маленький листок для заметок, в верхнем углу которого были напечатаны имя и инициалы Эйба Поллока. В той записке он написал своим корявым почерком:
«Адвокат Миллер — Дейл О'Брайен будет ждать тебя здесь после обеда.»
— Не могли бы вы дать знать адвокату О'Брайен, что я уже пришел, — обратился я к секретарю. — Меня там ждут.
— Да, сэр, ответила она, и подключилась к коммутатору. Выждав некоторое время, она проговорила в трубку: «Вас ожидает адвокат Хоуп, — и кивнув добавила, — прямо здесь». После она вновь обратилась ко мне — Пройдите, сэр. Сначала войдете вон в ту дверь, а там найдете третий офис слева.