Рунная птица Джейр
Шрифт:
– Да говорите же вы, во имя Всевышнего!
– Герцог стал вампиром.
– Вампиром? – Роллин недоверчиво глянул на инквизитора. – Вы уверены в том, что говорите?
– Сын мой, я всю жизнь посвятил борьбе с порождениями Мрака, страшными тварями, для которых мы, дети Божьи – всего лишь пища. Вы не посвящены в наши тайные знания, как и любой мирянин, и потому не доверяете моим словам. Напрасно. Герцог заразился.
– Проклятье, как он мог заразиться?
– Я этого не знаю. – Абдарко провел ладонью по лицу. – Мы подошли к краю бездонной пропасти, коннетабль. Сбывается все,
– Если герцог бежал, это означает, что Кревелог остался без правителя, - заметил Роллин, которому очень не понравилось выражение лица инквизитора.
– Истинно так. Династия Маларда проклята. Один из наследников герцогской короны убит, второй стал вампиром. Других законных наследников крови Маларда нет. Теперь за судьбы герцогства отвечаем мы с вами, коннетабль.
– Я должен послать донесение императору.
– Разумеется. Я уже оповестил о случившемся отца Гариана. Думаю, в любом случае он проинформирует его величество о случившемся. В Кревелоге пока не знают, что случилось, но скрывать правду долго не получится.
– И как вы намерены со всем этим разобраться?
– Мы намерены, мой друг. Вы поможете мне. Ваше прибытие позволяет мне собрать совет выборщиков и рассказать им, что случилось. Мы скажем, что герцог Иган пал жертвой своего двоюродного брата Эндре.
– Эндре? Бастарда Маларда? Что за… Он же умер шесть лет назад!
– Вы в этом уверены? – спросил Абдарко таким тоном, что Роллин похолодел.
– Святые и праведники! – воскликнул коннетабль. – Воистину, вовремя мы тут появились.
– Наше положение ужасно, коннетабль. Появление Всадников вызвало к жизни такие силы, что сражаться с ними будет нелегко. Очень нелегко. Будем молиться и надеяться, что его величество император справится с той задачей, которую он на себя мужественно возложил.
– Хорошо, - сказал Роллин после некоторого раздумья. – Данные мне императором полномочия позволяют мне в особых обстоятельствах ввести в Кревелоге военное правление. Думаю, сейчас обстоятельства в высшей степени…. Особые. Мне придется возложить на себя обязанности диктатора.
– А я с радостью дам вам свое благословение, сын мой, - сказал Абдарко. – Вы будете управлять провинцией столько времени, сколько будет необходимо на избрание нового герцога. Конечно, это будет начало новой династии. А Капитул готов помочь вам советом и делом во всех ваших начинаниях. Вместе мы остановим мертвую мглу, наползающую на эти несчастные земли.
– Я немедленно отправлюсь писать донесение императору.
– С вашего позволения, коннетабль, одна просьба.
– Что такое?
– Одна формальность, - Абдарко снял с шеи ключ, висевший на цепочке, и этим ключом отпер железный ларец на столе. Из ларца он извлек свернутые в трубку листы пергамента. – За последнюю неделю Серые братья разоблачили несколько очень опасных врагов церкви и государства. Эти люди подлежат светскому суду, однако сейчас, когда у нас не определен вопрос с высшей властью, некому принять окончательное решение по приговорам. Вы же знаете, великий герцог имеет право помилования.
– Да, конечно. Вы хотите, чтобы я подписал ваши приговоры, - Роллин кивнул. –
– Если будете решать вопрос о помиловании, прошу обратить внимание на преступника по имени Хьюберт Питри. Я бы просил утвердить ему смертный приговор.
– Такой злодей?
– Он отступник. Этот несчастный принадлежал к нашему братству, однако впал в отступничество и ересь. Кроме того, он не раскаялся и упорствовал под пыткой. Он не заслуживает снисхождения.
– Понимаю, - Роллин развернул свитки на столе, взял перо из письменного прибора Абдарко и начал подписывать. На всех четырнадцати листах он написал «Утвердить» и передал приговоры инквизитору.
– Казнить всех? – Абдарко чуть заметно улыбнулся. – У нас в Кревелоге принято быть милосердными.
– Вы сами говорили о чрезвычайных обстоятельствах, монсиньор, - ответил Роллин. – В чрезвычайных обстоятельствах и суровость должна быть… чрезвычайной.
– Очень разумно и по-военному, - инквизитор поклонился. – Это все, что я хотел. Казнь преступников состоится завтра на площади перед Камнем. Ваше присутствие на казни было бы желательным.
– Мне некогда, монсиньор.
– Конечно, много дел и обязанностей. Вы пришлете своих людей, чтобы они подготовили покои для вас в замке, или же мне об этом позаботиться?
Роллин ответил не сразу. Лицо Абдарко просто дышало благодушием, но коннетабль был слишком искушенным дипломатом и солдатом, чтобы купиться на эту маску.
– Нет, я останусь в лагере, - сказал он наконец. – Этот замок не для меня. Полководец должен быть со своими солдатами.
– Ваша воля, - инквизитора, казалось, ничуть не удивила такая категоричность. – Благословение Всевышнего на вас, коннетабль!
Роллин вновь поцеловал пастырский перстень на руке Абдарко и быстрой размашистой походкой вышел из кабинета. Воины охраны тут же замерли, ожидая команды. Роллин знаком велел следовать за ним и зашагал к лестнице. О том, что сегодня он приговорил к смерти четырнадцать человек, имперский коннетабль даже не вспоминал.
***
Гул окружившей его толпы иногда прорывался сквозь наполнявший уши тяжелый звон, но казался далеким, будто его и эту толпу разделяли не сорок футов брусчатки и два кольца оцепления, а целая вечность. Отец Питри поднял лицо, чтобы посмотреть на этих людей. Пока его везли в телеге вместе с еще двумя осужденными на Рыночную площадь, он ни разу не глянул на тех, кто бежал рядом с «повозкой смертников», стоял по обе стороны улицы, выкрикивая проклятия и швыряя в него разный мусор. Его товарищи по несчастью огрызались, посылали ответные проклятия на головы зевак, а он молчал – просто не было сил кричать, проклинать, оплакивать себя. Но на площади, когда с него сняли заскорузлые от крови и грязи лохмотья, в которые превратилась его одежда, и привязали железной цепью к короткому столбу, торчавшему из кучи политых маслом дров, Питри внезапно ощутил в себе новые силы. Раны и ожоги, истерзавшие его тело, стянуло морозом, его ледяное касание ослабило адскую боль в перебитых конечностях, и разум стал работать яснее, вопринимать действительность – пусть даже и такую страшную.