Русь и Орда
Шрифт:
На второй день пути погода изменилась: было пасмурно, временами начинал накрапывать дождь. Это сильно осложнило положение путников: теперь они могли держать направление на восток лишь приблизительно, руководясь различными, не очень надежными приметами. Только к вечеру третьего дня проглянуло снова солнце, но, очевидно, они уже успели уклониться далеко в сторону, ибо ни реки, ни поселка до самой ночи не встретили и, сильно обеспокоенные, заночевали в лесу.
Обсудив положение, все трое пришли к выводу, что от правильного направления они отклонились к югу. И в этом не ошиблись, потому что с рассветом, взяв путь на северо-восток, часа через три они вышли к берегу широкой и спокойной реки, которая могла быть только Ветлугой. Двигаясь вдоль ее берега, после полудня путники прибыли наконец в поселок Шулепников [106] .
106
Ныне
Весь он состоял из нескольких бревенчатых изб, до половины вкопанных в землю на небольшой плоской возвышенности, защищенной от зимних вьюг почти непроницаемой стеной вековых елей. На зиму, промышлять пушного зверя, сюда сходились зверовщики из Унжи и из ближайших галицких сел, теперь же только три избы были обитаемы. Все их население — душ двадцать обоего пола — с изумлением и тревогой высыпало навстречу приехавшим. Зоркий глаз Никиты успел заметить, что два-три мужика поспешно сунули за пояс топоры. Но когда путники вежливо поздоровались и попросили гостеприимства на ночь, их приняли радушно и тотчас повели в самую лучшую избу.
Видя, что хозяин, косматый, как медведь, кряжистый старик, временами бросает на них исподлобья недоверчивые взгляды, Василий спросил:
— Что это вы все всполошились, на нас глядя? Али за разбойников приняли?
— Ин кто вас знает, что вы за народ? — помолчав, ответил хозяин. — Ведь эдак, здорово живешь, в такую глушь никто не заедет, а будь вы лихие люди либо начальство какое, нам от того одинаково радости мало. К тому ж начальство завсегда верхнею дорогой ездит, а с энтой, с низовой стороны мы к себе гостей отродясь не видывали.
— Низом мы приехали потому, что сбились с пути и блукали в лесу, доколе в Ветлугу не уперлись. И вы нас не опасайтесь: мы не разбойники и не начальные люди. Я карачевский боярин и еду по своим делам в Вятскую землю.
— Ну, слава Господу, коли так. А то мы чуток испужались.
— Значит, и сюда забредают недобрые люди?
— Где их нет, боярин? Сейчас-то у нас поживиться нечем, и это всем ведомо. Ну а по весне, когда тут соберется много пушнины, — тогда надоть поглядывать. Правда, в те поры людей тут бывает изрядно, так что не всякий лиходей сунется.
— Кто же грабит-то вас? Свои али татары?
— От русских людей мы худа не видели, да и татары сюды носа не кажут. На моей памяти только один раз они тут и побывали, когда шли в Вятскую землю поучить вятичей. Но, слава Христу, воевода у них оказался добрый и нас обижать не велел.
— Кто же тогда ваши главные вороги?
— Да вотяки [107] , боярин. Они-то Великому Новгороду покорились, почитай, лет двести назад, и новгородская вольница с той поры в Вятскую землю течет все время. Много уже она тут понаставила своих городов и погостов. Но у вотяков сноровка такая: где русские сел, они оттеда враз уходят куда подальше. И через то за ими не углядишь. Так-то они будто во всем покорны, ну а где подале от начальства, случается, что и озоруют. На нас, к примеру, уже два раза нападали. Только по второму разу мы им так налатали, что помнить будут долго.
107
Вотяки — народ финского племени, населявший нынешнюю Вятскую область. В XII в. были покорены новгородцами.
— Ну а татары, говоришь ты, в Вятскую землю нечасто наведываются? Али она ныне Орде не покорна?
— Да энто как тебе сказать, боярин? На словах, может, она и покорна, а на деле — нет. Татары считают Вятскую землю своей волостью. Когда они воевали Русь, и туды, значит, нагрянули, только долго там не остались, а, наложив на вятичей дань, ушли на полдень. Вятская же вольница, чай, ты ведаешь, никого не признает — ни Великого Новгорода, ни татарского царя — и управляется сама по себе. Долго ли она дань платила, того не знаю, но ныне не платит. И нередко бывает, что, собрав ватагу вотяков, нападает на булгарские либо на татарские караваны, а то и городки ихние грабит. А после отбрехивается: это-де не мы, а днкие вотяки, которые в леса убегли и нам самим житья не дают. Ну, татары иной раз тому поверят, а другой раз и нет. И бывает, что приходит их войско наказать вятичей и пограбить их землю. А после снова уходит.
— А далече ли отсюда, от поселка вашего, начинается Вятская
— Какое далече! Вон на том берегу Ветлуги уже она самая и есть. Наш Шулепников как раз на рубеже стоит.
— А сам ты галицкий?
— Нет, боярин, я с Великого Новгорода сюды утек.
— Чем же тебе Новгород не люб? Ведь там вече всем управляет, стало быть, народ по своей собственной воле живет? — с усмешкой спросил Василий.
— Эх, боярин, стократ лучше быть под каким ни есть князем, нежели под энтим вечем! Князь по крайности зла своей земле не пожелает и продавать ее не станет. А на вече в кажной голове своя дурь. Про самый народ-то я не говорю, — он там и вовсе ни при чем остается, а верховодит всем господа [108] . И из той господы один, к примеру, сговорился с тверским князем, чтобы, значит, его руку держать, другой с московским, третий к Литве тянет, четвертый мирволит немцам либо свеям, а иной сам хотит всему Новгороду на шею сесть. И у кажного по сотне, а то и поболе самых здоровенных горлодеров куплено, чтобы, значит, на вече за его кричали. Коли ты просто честный человек и, придя на вече, попал промеж двух-трех таких псов, спробуй-ка, крикни что-либо свое, — они те враз рыло на сторону своротят! Вот тебе и народное вече! И ты погляди: Новгород и землями, и богатствами, и людьми сильнее всех своих соседей, вместе складенных. Он бы всей Руси свою волю указывать мог, а на деле его то тверские князья, то московские уму-разуму учат и за ухи его треплют, как махонького. А чем рядом с Великим Новгородом была эта Москва каких всего тридцать годов назад? Тьфу! И все это через то, что в Новгороде настоящего хозяина нет.
108
Господой в Новгороде называлась правящая верхушка, состоявшая из бояр и богатых купцов.
— Так призывал же Новгород к себе князей, и не один раз! И средь тех князей бывали мужи вельми достойные. Вспомни хотя бы двоих, память коих вся Русь чтит и даже Церковью нашей они к лику святых сопричислены: Михаила Всеволодовича Черниговского и Александра Ярославича Невского. Оба в свое время в Новгороде княжили. А Мстислав Удалой чем тебе был плох?
— Да рази ж те князья в Новгороде волю имели! Их призывали на воеводство, не боле, а заправляла всем опять-таки господа! Али тебе неведомо, что по вечевому закону во всех володениях Великого Новгорода князь не может своего клочка земли иметь? Простые воеводы в других русских землях больше прав имеют, нежели в Новгороде князь! Нет, боярин, там надобен такой князь, который бы допрежь всего господу обуздал, а после бы уж правил по своей единой воле. И супротив такого простой новгородский люд николи не пойдет: на кой лапоть сдалось ему господское вече?
— Стало быть, ты от тех порядков сюда и подался?
— Истинно, боярин! И рази же я один? Тута по крайности мы от всех вдалеке и живем сами по себе, как птахи Божьи.
— Ну что ж, давай вам Господь. А ты вот скажи мне — как нам отсюда получше в Хлынов проехать?
— Дело это немудреное. Есть отседа тропа прямо на город Котельнич. Ведет она лесами да болотами, но сбиться нельзя: по ей через каждую версту-другую горки камней поскладены. В энту пору дорога еще суха, и на третий день будете вы в Котельниче. Ну а оттеда, берегом Вятки, до Хлынова еще два либо три дня пути.
— А путь безопасен ли?
— Об эту пору, почитай, безопасен. Вотяки больше по весне пошаливают, а волки зимой. И волки будут похуже вотяков.
— Что, много их тут?
— Несметная сила! Зимою сбираются они в стаи по сотне и больше голов, и тогда не попадайся! Поверишь, однова, в какой версте от поселка, отсиживался я от них на дереве полдня и целую ночь! Хвала Христу, что не обмерз до смерти.
С рассветом выехав из Шулепникова, Василий и его спутники, невыносимо страдая от гнуса, три дня пробирались топкими болотистыми низинами, пока наконец не выехали к берегу Вятки. Здесь, чуть ниже впадения в нее реки Моломы, с незапамятных времен стоял черемисский городок Каршар, захваченный новгородскими ушкуйниками [109] в 1181 году и переименованный ими в Котельнич.
109
Ушкуйниками называлась новгородская вольница, которая на больших ладьях-ушкуях — отправлялась по рекам завоевывать дальние земли и открывать новые торговые пути.