Русь и Рим. Крест и порох

Фоменко Анатолий Тимофеевич

Бросается в глаза, что на щите победителя — то есть Дмитрия Донского — изображена человеческая голова. Но щит с прикрепленной к нему головой хорошо известен в «античной» мифологии.

Рис. 9. Монета Дмитрия Донского, изображающая его победу над Мамаем на Куликовом поле. На одной стороне монеты выбита надпись по кругу «Великаго князя Дмит. Ива[новича]>>. На другой стороне изображен воин со щитом и мечом, отрубающий голову своему противнику. Взято из книги: В. В. Назаревский «Из истории Москвы 1147—1913». Москва, изд-во «СВАРОГ», 1996,

с. 62

Это —

знаменитый щит Персея с головой Горгоны Медузы. По нашему мнению, данное совпадение не случайно.

Константин Великий и его войско, по словам летописцев, тоже носили некое «знамение» на щитах, которое приносило им победу. Как мы теперь понимаем, победу Дмитрию-Константину принесли пушки, а не головы или знамения на щитах. Мысль о том, что победу приносил символ на щите, родилась под пером летописцев, которые сами в битве не участвовали, а слышали лишь передаваемые из уст в уста и в конце концов записанные на бумаге рассказы очевидцев об ужасном новом оружии, которое там было применено.

Но точно такая же мысль выражена и в «античных» легендах о Персее. Напомним эту легенду, следуя старым русским источникам — а именно «Летописцу Еллинскому и Римскому». Написано следующее: «О Персеи и о главе Горгоине. Потом же Пикъ Зевесъ приживе по Ермии Иракле сына Прьсиа от жены красны именем Даная, дщери Ак-раиевы. Роди от нея сынъ именем Персиа, егоже пишут крилата, зане измлада бяше отроча быстро. Сего ради Пикъ Зевесь, отец его, научи его твори-ти прокуде стыткаго скрофоса, всему, еже сам ве-дяше таибным злым прелестей, глаголав ему, яко: “ПОНЕ ЛИТИИ СИМ ВСЯ РАТИ: ижебовъзрят на лицо Горгониино, будут яки мертви, тобою расе-чени” ... Персии же, по смерти отца своего, помысли на Асирииское царство, ревнуя на стрыя (то есть дядю. — Авт.) своего. И присинися ему, и иде на страну Ливииску, на пути стрете и’ обуена в страшны въласы глядяще. И, ставь, въспроси, глаголя: “Како ти имя?” Она же рече: “Мидуса”. И емь ю за власы и серпным мечем отай усекнувъ главу ея. Главу же нарече Горго, БЫСТРЫЙ РАДИ ПОМОЩИ И СЪО ДОЛЕЙ ИЯ НА СУПОСТАТЫ. ПРИМУЧИ ЖЕ СТРАНЫ, НИКОМУ-ЖЕ ПРОТИВЯЩУСЯ» («Летописец Еллинский и Римский». Том 1. РАН, Пушкинский дом. Спб., 1999, С. 9-10).

Перевод на современный русский язык: «О Персее и голове Горгоны. После Гермеса Геракла Пик Зевс прижил от красавицы Данаи, дочери Акрая, сына Персея. Родился от нее сын именем Персей, о котором пишут, что он был крылатым, потому что измлада был он очень быстрым в движениях отроком. Поэтому Пик Зевс, отец его, научил его изготавливать губительный застывший скрофос, и всему, что сам знал о тайных злых чарах, сказав ему так: “ПОБЕДИШЬ ЭТИМ ВСЕ РАТИ: ибо кто посмотрит на лицо Горгонино, умрет, как будто рассеченный тобою” ... Персей же, по смерти отца своего, посягнул на Ассирийское царство, желая отнять его у дяди своего. И был ему сон, и пошел он в Ливийскую страну, и на пути встретила его женщина со страшными на взгляд волосами. И, остановившись, он спросил ее: “Как твое имя?” Она отвечала: “Медуза”. И взяв ее за волосы, он серповидным мечом незаметно отрезал ей голову. Эту голову он назвал “Горгона” в надежде получить быструю помощь и одоление на супостатов. И захватил страны без сопротивления».

Здесь говорится о том, что Зевс открыл своему сыну Персею некие «тайные злые чары», в частности — тайну «губительного застывшего скрофоса», которая обеспечивала Персею заведомую победу над всеми врагами. Сразу же вспоминается знамение, данное Константину Великому перед битвой со словами «Сим побеждай!» А также чудесное «христианское оружие» (сегодня считается, что деревянный крест), врученный Сергием Радонежским Дмитрию Донскому перед битвой, который и обеспечил его победу. Одного взгляда противника на это чудесное оружие было достаточно, чтобы он оказался повержен.

Согласно нашей реконструкции, речь здесь идет о порохе, который Сергий Радонежский предоставил в распоряжение Дмитрию Донскому и который предопределил победу в Куликовской битве. Под именем Персея в этой легенде выступает Дмитрий Донской (Константин Великий), а под именем «отца Персея бога Зевса» —

его духовный отец (или духовный наставник) Сергий Радонежский. Отец передает сыну тайну неких «злых чар», главной из которых была тайна «губительного застывшего скрофоса». Слово «скрофос» (или «скрофулез») означало золотуху, то есть заболевание, сопровождаемое коростой на коже (научное название «экссудативный диатез»), Получается — «губительная застывшая короста». Но ведь селитра проступала именно как застывшая короста, «подобно снегу» (см. выше). Поэтому речь шла, скорее всего, о селитре.

«Злыми чарами» легенда называет алхимию. Неудивительно — ведь порох раньше называли «зельем». Например, упоминаемые в русских летописях «зельные мельницы» — это пороховые мельницы, «зеленский» — пороховой.

Имея в руках столь мощное оружие, Персей решает захватить царскую власть и выступает против своего дяди по отцу («стрыя»). Здесь мы видим отголосок спора о престолонаследии при Дмитрии Донском — кому должна переходить власть: старшему в роде, то есть дяде, брату умершего царя, или прямому наследнику, племяннику, то есть сыну умершего правителя.

Далее в старинной легенде повествуется, что Персей видит сон, после чего отправляется в поход. По дороге он отрезает голову некой страшной на вид женщине по имени Медуза и укрепляет ее на своем щите в качестве символа своей победы.

Константину Великому, как и Персею перед битвой, тоже снится некий очень важный сон. Евсевий Памфил в своей «Церковной истории», рассказывая о победе Константина над Максенцием, одну из глав назвал так: «О том, как во сне явился ему Христос и повелел в войне с врагами иметь знамя, изображающее крест». Встав ото сна, Константин повелевает изготовить такое знамя, и оно приносит ему победу.

Надо поставить себя на место средневекового человека, впервые увидевшего пушку, которая в него стреляет. Какие ощущения он при этом испытал? Неудивительно, что у некоторых возник образ ужасной Медузы Горгоны с пучком жалящих смертоносных змей на голове.

Более подробно см. нашу книгу «Крещение Руси».

3.9. Дмитрий Донской, вероятно, погиб на Косовом поле

В 1389 году Дмитрий Донской (Константин Великий), по словам дошедших до нас русских летописей, внезапно умирает. Карамзин пишет об этом так: «Народ веселился, не предвидя несчастья, коему надлежало случиться толь скоро и толь внезапно. Димитрию едва исполнилось сорок лет». Дмитрий был вполне здоров, и его смерть стала полной неожиданностью. Бросается в глаза и еще одна странность. Дмитрия Донского почему-то отпевал не русский митрополит, а трапезундский. «Трапезундский митрополит Феогност, приехавший на то время гостем в Москву, совершил сей печальный обряд (отпевание Дмитрия Донского. — Лет.) вместе с некоторыми Епископами и Святым Игуменом Сергием», — пишет Карамзин. Напомним, что Тра-пезунд — государство на малоазийском побережье Черного моря, на территории современной Турции. Историки объясняют это тем, что, дескать, Феогност случайно оказался проездом в Москве как раз в те дни, когда умер Дмитрий Донской. Поэтому отпевать пригласили именно его.

В том же 1389 году на Балканах неожиданно в расцвете сил погибает османский султан Мурад I. Он был убит вражеским воином в своем шатре на Косовом поле во время битвы. Тэт сумел пробиться через охрану и убил султана, после чего и сам был убит.

Согласно нашей реконструкции, султан Мурад I, воевавший на Балканах и неожиданно погибший в 1389 году, и русский великий князь Дмитрий Донской, тоже неожиданно погибший в 1389 году, — одно и то же лицо.

Тогда становится понятно, почему Дмитрия Донского отпевал не русский, а трапезундский митрополит, приехавший из Малой Азии. Если Дмитрий погиб в военном походе на Балканах, это естественно. Ведь отпевать надо было срочно, а быстро приехать издалека в те времена было не так-то просто. Но если бы Дмитрия отпевали дома в Москве, это выглядело бы странно. Неужели русский митрополит уступил бы в таком важном деле свое место приезжему иностранцу?! Причем даже не патриарху, а трапезундскому митрополиту. Который никогда не считался рангом выше русского.