Русь между Югом, Востоком и Западом
Шрифт:
Книга «Слово о полку Игореве»
Стонала Русская земля от временщиков. Вот и княжество Волынско-Галиц-кое терзали свары князей. Буйные Игоревичи, чуждые сотрудничества, ненавидя друг друга, готовы были перегрызть друг другу глотки. Вспоминается фраза из романса: «Словно аспиды мы в басурманской крови.» Так вот такого рода аспидами, т. е. ядовитыми змеями, злыми и злобными недругами для Русской земли, были некоторые князья, проливавшие кровь народа. Смены правителей вели к тому, что земли становились постоянным объектом грабежей половцев, монголота-тар, немцев, поляков, литовцев, венгров и др. С начала существования славянских княжеств для всех очевидно участие в русских спорах различной зарубежной «закулисы». Князь Ярослав (сын Свято-полка) действовал против Мономаха по подсказке из-за рубежа («Но есть еще другое известие, также очень вероятное, что Ярослав был подучаем поляками во вражде с Мономахом и особенно с Ростисла-вичами»). Каждый преследовал только свои собственные интересы (военные, геополитические, экономические).
А. Калугин. Междоусобица князей
Так, на Волынь вторглись поляк Леш-ко Белый (из Малой Польши) и Конрад Ма-зовецкий. Некоторые города открыли полякам
Черниговцы на стене крепости
Противник разбивает войско двоюродного брата, Мстислава Глебовича, жжет город, но все же сохраняет жизнь епископу, части клира. Желая наказать непосредственного ослушника, то есть князя Михаила, татары идут на Киев. Но, по-дивясь красоте Киева, племянник Батыя, сын Угедея Менухан отправляет послов к черниговскому князю Михаилу Всеволодовичу и к киевлянам, желая склонить их к сдаче. Князь Михаил, не думая о последствиях, наплевав на народ, подло убивает ханских послов. После этого, испугавшись содеянного, точнее, боясь расплаты, бежит в Венгрию (в спешке по пути где-то бросает свою жену и бояр). И тут же на место великого князя находится новый претендент – смоленский князь. Если вы откроете наугад книгу любого русского историка, обнаружите десятки, а то и сотни подобных случаев. История русская пестрит ими, как и всякая другая. Читать все это и горько, и страшно. Княжества Киевской Руси стали марионетками Запада или шли под руку татар. Сегодня это звучит актуальнее, чем когда-либо, ибо можно ожидать нового предательства Русской земли в Киеве! Страшнее всего то, что проливается кровь братьев. Вот что происходит, когда страна распадается на отдельные княжества. Надо помнить, что как тысячу лет назад, так и сегодня в великой и непрекращающейся битве цивилизаций нужно мудро и дальновидно строить политические и военные союзы, при этом учитывая тысячи факторов. Рушатся русские княжения в Галицкой и Волынской землях (XIII в.). Опора на Запад не спасла галичан, не спасет она и украинцев. А так как последний князь Галицкий, Георгий Юрьевич, умер бездетным, хан Золотой Орды, считая себя верховным властителем земель русских, прислал в Галицию наместников, подобно тому, как шлет сегодня заокеанская «Золотая Орда» баскаков в «свободные» республики Балтии, Грузии, Украины. Тогда непокорные жители их убили и перешли сначала к Болеславу, к зятю Гедимина, а потом, когда тот вздумал обращать их из православия в папизм, предпочли присягнуть на верность Казимиру. Став королем Галицким, тот заключил мирный договор с Литвою и уступил часть новых владений сыновьям Гедими-на. Так сошло на нет то ли княжество, то ли королевство Даниила Романовича, а древнее достояние России (Руси), обретенное оружием святого Владимира, было разделено между иноплеменниками.
Уроки эти надо бы помнить! В те века с «раскольниками», наводившими чужие рати на землю Русскую, если они попадались, разговор был короткий (будь то беженцы на Запад, в Европу или же свои). В начале XIII в. князь Ярослав Святопол-кович, изгой, племянник Владимира Мономаха, бежал в Венгрию. Оттуда стал беспокоить западные рубежи Руси, набирая в Польше, Чехии и Венгрии охотников до легкой поживы в землях Руси. Собрав чужеземную рать, в 1123 г. он дошел до Владимира-Волынского, но был убит. Оставшееся без вождя войско чужеземных искателей наживы убралось восвояси. Другой пример жестокой борьбы между двумя станами, Мономаховичей и Олеговичей: князь Изяслав, внук Мономаха, сын «полуангличанина» Мстислава и шведской королевы Кристины, в борьбе с сыном Мономаха, Долгоруким, не думая об интересах Руси, призвал на помощь венгров и поляков для решения частных споров русских князей. Тем самым заграница вовлекалась в решение чисто русских, восточнославянских вопросов. Этому способствовало то, что король венгерский, князья польский и чешский являлись родней Изяслава. Так что можно с полной уверенностью говорить, что в любой русской замятне, междоусобице прямо или косвенно просматривается чужеземная заинтересованность.
Водный путь из варяг в греки
Предметы торговли по пути из варяг в греки
Глядя на все эти козни и «игры» киевских князей, русский народ все более и более охладевал к Киеву. Так, ранее Новгород посылал в Киев княжескую долю прибыли от деятельности обоих торговых путей, но когда днепровский путь перестал работать, стал посылать в Киев долю дохода лишь от волжского пути. Однако деятельность волжского пути на деле обеспечивал не Киев, а северо-восточные Рюриковичи. Переход торговли из рук византийских греков в руки итальянцев и французов обесценил «Великий водный путь из варяг в Греки и из грек по Днепру». Княжества перестали быть губерниями, а так как князья стали наследными правителями, росто-во-суздальских Рюриковичей перестало устраивать положение, при котором работу на торговом пути обеспечивали они, а прибыль получали другие. В итоге ростово-суздальские Рюриковичи сошлись с северовосточными князьями в жестокой схватке за торговое наследство, требуя от Новгорода посылать долю прибыли от волжского пути им. Новгород счел это справедливым и передал долю прибыли от деятельности волжского пути ростово-суздальским князьям, предложив Киеву самому разбираться с последствиями. Но Киеву, что уже как-то привык к «сладкой жизни» за счет транзита чужого товара или сырья, как это имеет место и ныне, это очень не понравилось.
С. Иванов. Торг в стране восточных славян
В возникавших распрях имелась практика отдавать захваченные города на разграбление, и родственники стали вести себя по отношению друг к другу, как иностранцы. Киев вел себя по отношению к северному собрату точно также, как он вел себя по отношению к чужеземцам, когда ходил «за море» для получения богатств и прибылей – путем грабежа, разбоя или захвата городов и торговых путей. Но вот он лишился транзита – и пересохли источники обогащения, следовательно, сразу упала политическая роль Киева. Однако все еще не совсем ясно, что же привело в итоге к падению Киева как политического центра общерусского государства. Нам представляется, что виной тому была слабость Киева в политическом плане. Слишком важным казался Киев сам себе и князьям киевским. Выгодное положение стало одновременно его разменной монетой –
О. Федоров. Киевская дружина
Общество в северо-восточной Руси XIII–XIV вв. было беднее южнорусского, богатство которого обеспечивалось в значительной степени торговлей с заграницей, поборами и военно-захватнической политикой. Север привык работать на земле. Капитал на русском Севере, по словам ряда историков, играл столь незначительную роль, что не оказывал заметного воздействия на хозяйственную и политическую жизнь народа. Вряд ли это так на самом деле. Но того, что сократились хозяйственные обороты юга и, соответственно, уменьшился приток в казну северных земель, а в итоге «из строя общественных сил на севере выбыл и класс, преимущественно работавший торговым капиталом», исключить нельзя. И все же, полагаем, дело в ином. В трудах украинского историка М.С. Грушевского мы хотели найти ответ на важнейший для украинца вопрос: «Почему же прекратилась политическая самостоятельность украинских земель: Галицию захватили поляки, Волынь постепенно превратилась в литовскую провинцию, а прочие княжества, существовавшие на Киевщине и Чернигов-щине, также перешли под власть литовских князей?» Ответ, который дает историк, в высшей степени символичен. Говоря коротко, не выдержали киевские люди напора татар и Запада в час испытаний. Киевские князья, убоявшись монголов, бежали, оставив Киев на произвол судьбы. Нашествие татар, которые взяли Переяслав и Чернигов, опять же кончилось поджогами и массовыми убийствами людей, включая епископа. Киевский же князь Михаил, растеряв мужество, бросил свой град на произвол судьбы… «Вообще во время этого второго татарского нашествия князья разбегаются во все стороны, заботясь лишь о себе, хотя во время первого (их) прихода (1240) умели держаться солидарно». Действительно, в 1240 г. киевляне сражались мужественно против войск Батыя, но силы были не равны. Город Батыем был взят. Что произошло с жителями Киева, источники не говорят. Но воеводу Дмитрия, стоявшего во главе обороны, Батый помиловал («ради его храбрости»). Общий же тон таков: «Известие, что Киев пал и татары идут далее на запад, так здесь всех напугало, что все – князья, бояре и простые люди – разбегались, куда глаза глядят». Отзвуки этих событий вскоре докатились и до Европы. Германский император Фридрих II писал английскому королю Генриху III о падении Киева, как он выразился, столицы «благородной страны». Ужасный слух распространился по Европе.
Разграбление города в Европе
Один из корреспондентов, Мэтью Парижский писал о татарах: «Подобно саранче распространялись они [мон-голотатары] по лицу земли, они принесли ужасающие опустошения в восточных частях, разорив их огнем и мечом. Пройдя через землю Сарации, они разрушали до основания города, рубили леса, низвергали крепости, вы дергивали виноградники, опустошали сады, убивали горожан и крестьян. Во всех завоеванных царствах они без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь могут оказать какое-либо сопротивление. Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой впереди себя. Других же поселян, менее способных к бою, оставляют для обработки земли, а жен, дочерей и родственниц тех людей, кого погнали в бой и кого убили, делят между оставленными для обработки земли, назначая каждому по двенадцати или больше, и обязывают тех людей впредь именоваться татарами». Упомянутые ужасы, вызывавшие трепет душевный у всех, кто обитал в Европе, вскоре затронут всю Русь, причем более других.
Древний Киев
Характерно, что при первых признаках опасности бежит прежде всего киевская знать, бежит с земель, где выросла, где жили ее отцы и деды. Видя крах княжеского режима, тяжелого и невыносимого, видя подлость киевской «элиты», не только отдельные люди, целые общины Украины добровольно идут под татар, чтобы не знать чиновников князя с их притеснениями, бояр с поземельными правами, не страдать от бесконечных княжеских междоусобий, насилия, побора княжеских войск, от крепостничества, неоплатных долгов, тяжкой барщины. И это стало наблюдаться, пишет М. Грушевский, еще до первого похода Батыя на Украину (1240–1241). Жители Киевской Руси предпочли платить татарам дань, подчиняться строгой власти, жить в полном послушании, лишь бы избавиться от князей и от их строя. Простой народ давно был брошен на произвол судьбы киевской верхушкой. Князья и бояре выжимали из него все соки, и даже церковь «не возвышала своего голоса в защиту народа сколь-нибудь резко». Таков печальный конец Киевской Руси. Люди бежали на север, в Московию, или же в западные украинские земли, унося с собой «книги, иконы, произведения искусства, памятники здешней культурной жизни». Теперь ясно, почему в центр, на север приливала волна колонизации, хотя мир северо-восточной, суздальской и владимирской Руси выглядел беднее и проще. Как нам представляется, именно в условиях большего мужества, отваги, упорства, относительного равенства и, что особенно важно, меньшей социальной дифференциации (по крайней мере на первых порах) люди увидели в центре Руси шанс для себя и гарантию единения. Политические успехи, подкрепленные умной дипломатией, военной силой да и капиталом (замечу, всегда игравшего в Москве подчиненную роль, что, на наш взгляд, первый и главный признак величия державы и ее жизнеспособности), привели к тому, как пишет В.О. Ключевский, что вокруг Москвы собрался сонм новых слуг и, кроме того, князья «добровольно пришли в Москву». И главное – сюда устремился народ!
Собор Святой Софии в Киеве. Евхаристия. Мозаика в апсиде. XI в.
Потому и отношение русского человека, гражданина великой России к Киеву и по сей день двоякое. Мы благодарим Киев за тот первый, исключительно важный вклад в дело строительства великой державы, без которого немыслима, пожалуй, и вся наша история. И мы с гневом и болью воспринимаем шаги, которые не чем иным, как предательством всей нашей 1,5-тысячелетней истории не назовешь. Мы имеем в виду шаги по разрушению политической и языковой цельности, общеславянского единства государств, единства народа, что был «творцом русской национальной идеи и провозвестником русского этнического родства» (И.А. Сикорский)?! Нехристем надо быть, чтобы распять русский язык на Киевщи-не! Но дадим слово В.О. Ключевскому: «В современной русской жизни осталось очень мало следов от старой Киевской Руси, от ее быта. Казалось бы, от нее не могло остаться каких-либо следов и в народной памяти, а всего менее благодарных воспоминаний. Чем могла заслужить благодарное воспоминание в народе Киевская Русь со своей неурядицей, вечной усобицей князей и нападениями степных поганых? Между тем для него (т. е. народа России. – Ред.) старый Киев Владимира Святого – только предмет поэтических и религиозных воспоминаний. Язык до Киева доводит: эта народная поговорка значит не то, что неведома дорога к Киеву, а то, что везде всякий укажет вам туда дорогу, потому что по всем дорогам люди идут в Киев; она говорит то же, что средневековая западная поговорка: все дороги ведут в Рим. Народ доселе помнит и знает старый Киев с его князьями и богатырями, с его Св. Софией и Печерской лаврой, непритворно любит и чтит его, как не любил и не чтил он ни одной из столиц, его сменивших, ни Владимира на Клязьме, ни Москвы, ни Петербурга. О Владимире он забыл да и в свое время мало знал его; Москва была тяжела народу, он ее немножко уважал и побаивался, но не любил искренно; Петербурга он не любит, не уважает и даже не боится. Столь же сочувственно относится к Киевской Руси и наша историография». Надо согласиться, но только с одной частью оценки.