Русь между Югом, Востоком и Западом

Миронов Владимир Борисович

Святой благоверный кн. Александр

Говоря о причине причисления Александра Невского к сонму святых, Л. Гумилев пишет: «Возникает интересный вопрос: почему православная церковь объявила Александра Невского святым? Выиграть две битвы – довольно простое дело, многие князья выигрывали сражения. Александр Невский не был очень добрым человеком – он крепко расправлялся со своими противниками, – так что и это не повод для того, чтобы сделать его святым и почитать до сих пор. Очевидно, главным послужил имеющий колоссальное значение правильный политический выбор, сделанный Александром. В его лице русские поняли: надо искать не врагов, которых всегда достаточно, а друзей». Умелым и тонким дипломатом показала себя Русская церковь. Более всех выиграла она от власти Орды. В указе хана Менгу-Тимура сказано (1270): «На Руси да не дерзнет никто посрамлять церквей и обижать митрополитов и подчиненных ему архимандритов, протоиереев, иереев и прочих священнослужителей. Свободными от всех податей да будут их города, области, деревни, земли, охоты, ульи, луга, леса, огороды, сады, мельницы и молочные хозяйства». Получала церковь и разовые пожертвования. Хан Берке отпустил на храм митрополиту Кириллу годовой оброк в Ростовской земле (в благодарность за организованные массовые молебны о выздоровлении ханского сына). Нелишне напомнить, что это случилось через считаные годы после Батыева нашествия. В результате церковь стала быстро богатеть и превращаться в сильного политического игрока, а политика всегда основывается на финансовых ресурсах. В столице Золотой Орды, Сарае, был даже организован епископат. Можно ли согласиться с тем, что Орда и русская элита договорились? М. Кругов пишет: «Не только купечество, но и Русская православная

церковь сделала ставку на московских Рюриковичей – выбрала их в качестве своего стратегического союзника. Церковь своей деятельностью осуществляла объединение русского народа в единую нацию – развивала интеллектуальную сферу общества, основой которой является общее мировоззрение. И понимала, что для единой нации потребуется единая светская власть. Московские князья и РПЦ не случайно стали союзниками. Что бы там ни говорили наши историки про патриотизм московских князей, на самом деле они были административной опорой Орды на Руси. Потому что нельзя было быть ее наместником и не быть при этом и ее опорой. Точно такими же опорами Орды на Руси были РПЦ и купечество. Первая выступала в качестве интеллектуальной, а второе – в качестве экономической опоры». Что и говорить: есть в церкви эта раболепная и явно небескорыстная готовность услужить сильным мира сего, что не может не возмущать патриотов. Если перенестись в наше время, то примерно о том же говорит современник, писатель М. Назаров в статье «Русская церковь и нерусская власть», высказывая схожие мысли: «В заключение подчеркну, что Русская православная церковь – единственная оставшаяся структура Третьего Рима, которая сегодня все еще объединяет почти все наше былое геополитическое пространство, включая Малороссию, Белоруссию, Среднюю Азию, даже Прибалтику. Более того, только авторитет Русской православной церкви как духовной власти сможет создать настоящую патриотическую оппозицию, объединив самые разные круги, самые разные группы уже тем, что поставит на место их честолюбивых лидеров, которые никак не поделят первые места. Первая – церковь, а не они. И именно церковь и должна стать сегодня собирателем лучших сил народа, его духовным вождем, должна четко анализировать ход событий, называя добро добром и зло злом, чтобы мешать этим злу маскироваться под добро и прикрываться обманными лозунгами. Главная беда современной России в том, что церковь этой роли на себя не берет, поскольку она больна всеми теми болезнями и обнаруживает те же слабости, что и все постсоветское общество и его правящий слой. Этим теряется авторитет церкви в глазах народа и особенно его активной части – патриотической оппозиции. В виде оправдания многие духовные лица утвердили целый ряд неких конформистских «истин», не вникая в их смысл. Например: «Церковь приветствует отделение церкви от государства, потому что это дает свободу Церкви». Но ведь это значит, что и силы зла получают большую свободу воздействия на бездуховное государство. Или: «Церковь не имеет политических симпатий и предпочтений относительно какого-то общественного строя». Значит, и власть богоборческая, и власть самого антихриста столь же хороши для выполнения миссии церкви, как и православная монархия?» Горькая правда, но правда. Wahreit gegen Feind und Freund (нем. – Правда по отношению к недругу и другу).

Оценивая события 750-летней давности, нельзя не видеть исключительной сложности положения. Мы были «в кольце фронтов». Надо понимать, чем обернется то или иное решение для России. Согласимся с историком Г. Артамоновым: «Любая же эмоциальная реакция на установление татарского господства, зовущая на борьбу, оборачивалась карательными экспедициями, сметавшими на своем пути и очаги сопротивления, и ни в чем не повинное население. Главным условием возрождения страны явился мир, возможность восстановления, постепенного собирания сил для решающей схватки. Похоже, что в середине XIII века на государственном уровне это понимали только два человека – князь Александр Невский и митрополит Кирилл.

Александр Невский

Именно поэтому в том же 1252 г. Александра, получившего ярлык на великое княжение Владимирское, встречал у золотых ворот с крестами и хоругвями сам митрополит с духовенством и горожанами». Выскажем гипотезу: с Александра началось полуосознанное евразийское ориентирование Руси. Князь сей – «первый евразиец». Хотя до осознания глубинных корней и связей с великой Азией нашей правящей верхушки было еще далеко. Пройдет не один век. Вклад Новгорода, Пскова и Киева в общерусское дело значителен и весом, города помогали колонизации, развитию культуры и торговли, но, увы, не защите всех русских земель. Новгород, Псков пытались сохранить независимость, но за счет остальной Руси. И еще в XVII в., при царе Алексее Михайловиче, псковичи не пускали к себе войск Москвы (1650 г.) и даже реквизировали хлебно-денежные обозы Московии, проходившие к шведам. Окончательное падение Новгородской республики свяжут с воцарением митрополита Никона (1649); тот жестокими мерами подавил новгородскую вольницу и анархию, миссия единого центра окончательно легла на плечи Москвы.

ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКАЯ РУСЬ И МОСКВА – СЕРДЦЕ РОССИИ

Москва, словно отважный герой, врывается на сцену в последний миг, когда все уже, казалось, погибло – и святую Русь вот-вот раздерут на части жестокие и безжалостные хищники. «Москва. как много в этом звуке для сердца русского слилось! Как много в нем отозвалось!» Эта фраза А.С. Пушкина из «Евгения Онегина», пожалуй, как нельзя лучше отражает наше отношение к столице. Но прежде чем говорить о роли Москвы, давайте взглянем на состояние общерусских земель. А было оно незавидным. Близкие по крови, языку, духу и вере люди оказывались в положении злейших врагов. Гибель и разруху несли свои же, которые порой действовали с большей жестокостью, свирепостью, бессердечием, чем половцы, печенеги, татаромонголы, немцы, поляки, венгры, литовцы. Похоже, тот период междоусобиц и породил в умах представление о наших людях как о прирожденных «антигосударственниках». Вдобавок ко всему и церковь объявляли виновной в грехах, давая ей нелестную характеристику («явление безгосударственного духа»). Отсюда, мол, враждебность и слепая наша покорность «в делах государственных», хотя именно для Руси характерен удивительно цельный симбиоз государственной власти и церкви. Немало их, служителей церкви, верой и правдой служили Господу нашему и Отечеству. В произведениях и проповедях они отстаивали интересы великокняжеской, а затем и царской власти и тем самым как бы возвышали государство над церковью, ставя его на первое место. Все русские мыслители не отделяли государства от церкви и церкви от государства, не разделяли их функций, как это делали визан-тийско-западноевропейские идеологи, отводя государству светские дела, а церкви – религиозные. В этом как сила, так и слабость Русской церкви, ибо при сильном и умном государе ее мощь и энергия стократ возрастают, а при слабом, ничтожном царе или князе ее роль становится просто незавидной.

Н.А. Бердяев

Однако, неужто в самом деле мы лишь того и желали, чтобы уничтожить государство или обойтись без его участия?! Неужто русский народ покорен и пассивен?! Скажем, философ Н. Бердяев заявлял: «Россия – земля покорная, женственная. Пассивная, рецептивная женственность в отношении к государственной власти – так характерна для русского народа и для русской истории. Нет пределов смиренному терпению многострадального русского народа». История многократно опровергала такого рода ошибочные идеи, и прежде всего в отношении нашего великого народа. Это русский-то народ «не хочет быть мужественным строителем»?! Да нет ничего, что отстояло бы дальше от сей «истины». Русские – народ-строитель, каких еще свет не видывал! Терпение же нашего великого народа может показаться действительно бесконечным, но горе тем, кто им злоупотребит. Бердяев вновь вернется к идее, упорно повторяя: «Русский народ не может создать серединного гуманистического царства, он не хочет правового государства в европейском смысле слова. Это – аполитический народ по строению своего духа, он устремлен к концу истории, к осуществлению Царства Божьего. Он хочет или Царства Божьего, братства во Христе, или товарищества в антихристе, царства князя мира сего». Дело в ином: Христос может стать орудием гнева народа.

М.В. Довнар-Запольский

А может быть, то и другое?! Ведь именно русский народ и создал «срединное царство», хотя вопросы гуманизма и правовой культуры не могли реализоваться в тех условиях в полной мере. Это было бы столь же странно, как и чтение морали стае хищников. Надо учесть, что географическое положение Москвы и Вла-димиро-Суздальской Руси было куда менее благоприятным, чем, скажем, того же

Киева или Новгорода: не случайно именно эти города стали первыми столицами Древней Руси, а вовсе не Москва, Ростов, Владимир, Тверь и Суздаль. На преимущество положения Киева, стоявшего на полноводном Днепре, или Новгорода, лежащего на Волхове, в сравнении с Москвой, не имевшей столь явно выраженных благословенных условий для торговли

и существования, обратил внимание историк М.В. Довнар-Запольский. Последователь С.М. Соловьева и В.О. Ключевского, читая лекции в университете св. Владимира и Киевском коммерческом институте (1911–1914), он подчеркивал, что главную роль в истории народов играет географический фактор, и делал особые акценты на геосоциологических моментах. Говоря о сходствах и различиях между Россией и Западной Европой, он особо отметил (для тех, кто привык всегда и во всем следовать в фарватере Европы, это может стать своего рода откровением): «Несколько раз приходилось подчеркивать, – писал М.В. Довнар-Заполь-ский, – отличие экономического состояния Древней Руси от тех форм экономической жизни, которые можно наблюдать в тот же период в Западной Европе. Это различие является не различием законов экономического развития, которые для всех народов должны быть одинаковы. Это развитие хронологическое: Западная Европа позже вступила в те формы экономической жизни, которые на Руси развились значительно раньше. Экономический строй Древней Руси не должен быть поэтому сравниваем (курсив наш) со средневековой Европой в этом отношении. Наша древность, быть может, вернее могла бы быть сравнима с развитием античной древности». Весьма существенны и выводы ученого. Характеризуя древнюю Русь в духе В.О. Ключевского, как «торговый капитализм», он особо подчеркнул то обстоятельство, что сей «капитализм» должен был развиваться в иных условиях: во-первых, на гораздо больших геоэтнических пространствах, во-вторых, в исключительно трудных комбинациях («страна наша велика, но не обильна») и, в-третьих, в ситуации непрерывной и расширяющейся колонизации, с решением задач обустройства колоссальных размеров земель и эволюционной ассимиляции десятков и даже сотен совершенно разных народов, находящихся на различной стадии развития, являющихся приверженцами различных культурных привычек, обычаев и религиозных убеждений.

Иерусалим на Московской земле

Воздвигнуть «новый Иерусалим» на столь огромной территории – задача исключительно сложная. Отсюда и «психическая конструкция великорусского племени», и его жизненно-ценностные установки и привычки, и даже характер его общественно-политического устройства (что читается между строк). Прослеживая направления колонизации, Довнар-Заполь-ский задавался важным вопросом: почему древний славянин шел от плодородных земель юга к неплодородным севера и северо-востока? Он полагал: «Только торговыми целями и можно уяснить себе причину колонизации страны, совсем не наделенной природой или плохо наделенной для земледельческих целей, движение от чернозема и благодатного климата в климат суровый, с суглинком, супеском и подзолом, в болотные дебри. Очевидно, колонист интересовался не земледелием, а промыслами и торгом». Сюда добавлялось и то, что колонисту приходилось вести экстенсивное хозяйство, не имея ни сил, ни времени, ни знаний для интенсивных форм хозяйствования. Но дело не только в этом и не столько в этом. Ведь торговые условия были лучше на Днепре и Волхове, чем в Московии. Будучи поляком, автор, надо полагать, выразил отношение и к «русскому типу», заявляя: «Колонизаторы теряли непродуктивно силы в борьбе с природой и людьми, что задерживало их умственное и моральное развитие» (т. е. развитие русских). Чтобы выстоять в тех условиях, ощутив себя этносом, понадобился подвиг, ставший моментом рождения и государства, и народности, и культуры, и воинского духа, позволившего нашим предкам жить и побеждать, ориентируясь, в первую очередь, на самих себя. «Сил у русских людей хватало, потому что это были новые силы, новый запас энергии».

Москва строится…

Потому и история шла именно в этом, а не в другом направлении. Можно сказать, что именно сдвиг на север, в более суровые условия, «с убогой природой», где главным лицом становился не только город, но крестьянин и деревня, и сослужил великую службу Руси. Движение было подготовлено экономическими причинами. Образно говоря, тогда ведь деревня, т. е. крестьянин, победила город. М.Н. Покровский писал, что «падение городского права и торжество деревенского» на столетия определило «политическое лицо будущей «Северной монархии». В основе тех перемен лежат материальные причины: истощение земли хищническими приемами хозяйствования, безжалостное отношение князя к народу, передвижение мировых торговых путей с наезженных старых дорог. Все это и привело к возвышению Москвы. И, кроме того, Москва усвоила и закрепила за собой главную идею – «ответа за всю Русскую землю». Унаследовав идею «земли Русской», причем в более ясной и зрелой форме, нежели то было у Киева и Новгорода, Москва возложила на себя реализацию функций «translatio imperii» (лат. – «перенесения империума», т. е. верховной власти). В глубине Среднерусской возвышенности стало складываться то государство, которое сможет вскоре встать на пути агрессоров – монголотатар, немцев, поляков, порой действуя самыми суровыми методами, ибо другие были просто неэффективны. Это не значит, что Москва действовала только силой, деньгами, коварством. Отнюдь. Главное – обращение к разуму и сердцу Руси! Скажем, когда в 1452 г. митрополит Иона направляет послание тверскому епископу Илье, прося у тверского князя содействия в планируемом Москвой походе против татар, совершенно четко прослеживается мысль: что хорошо для порядка, спокойствия среди христиан, будет также «этим обоим правителям великим и всему христианству православному общее благо». В конце XIV в., уже после Куликовской битвы, когда надо было собрать в кулак все силы ради освобождения от ига, москвичи обращаются к Твери, игравшей роль «третьей силы», просят выступить сообща против противников Руси: «А быти нам, брате, на татары, и на литву, и на немци, и на ляхи заодинъ». Но Тверь упорно не желала внимать гласу разума и единения, лелея мечты о великокняжеской короне.

Н.И. Белов. Бортеневская битва. Победа тверской дружины Михаила Ярославича над татарско-московским войском темника Кавдагыя и князя Юрия Даниловича

Пора обратиться к истории появления Москвы. Начало процесса заселения этой территории относят к эпохе неолита. Первая летописная запись о Москве как городе с таким названием относится к 1147 году. У исследователя московской старины И.Е. Забелина читаем: «Приди ко мне, брате, в Москву!..» «Буди, брате, ко мне на Москву!» Таково первое летописное слово о Москве. Приводя известие 1147 г., он рисует перед читателем картину богатой княжеской вотчины, к которой тянулись многие села и деревни, обслуживавшие это недавно возникшее княжеское хозяйство. Первый устроитель Древнесуздальской земли, суздальский князь Юрий Владимирович Долгорукий решается позвать на честный пир дорогого гостя и союзника, северского князя Святослава Ольговича. Обед, устроенный князем-хозяином в честь Святослава и его дружины, о котором сообщает летопись, был «силен». Все это совсем не вяжется с представлениями о маленьком захолустном местечке, где нечем угостить и встретить почетных гостей. И.Е. Забелин пишет: «В этих немногих словах как бы пророчески обозначилась вся история Москвы, истинный смысл и существенный характер ее исторической заслуги. Москва тем и стала сильною и опередила других, что постоянно и неуклонно звала к себе разрозненные русские земли на честный пир народного единства и крепкого государственного союза».

Историк-археолог И.Е. Забелин (1820–1908)

Мир пиром красен. Была ли Москва уже в то время городом или нет, нельзя сказать вполне определенно, но все, скорее, склоняет нас к мысли, что она уже сделалась городом в древнерусском смысле этого слова, т. е. была обнесена укреплениями. Нет и намека на то, что дело происходит в какой-то отдаленной или глухой стране, где опасности подстерегают путников на каждом повороте. На это намекает и рассказ об обильном пиршестве, которым хозяин-князь угощает гостей, подаривших ему пардуса – живого барса или просто барсову шкуру. Впрочем, та запись не совсем точно отражает главное содержание последующей истории, когда не столько пиры, сколько бои ратные приходилось вести князьям московским, рязанским, тверским, новгородским, псковским, ярославским и проч. да еще трудом каторжным всего народа обустраиваться. По данным археологических раскопок, укрепленное поселение на месте современного Московского Кремля существует с конца XI – начала XII вв. В княжение Юрия Долгорукого, около 1156 г., построена была новая, более обширная крепость, разоренная монголами в 1237 г. Но Москва вновь отстраивается, и наконец, во второй половине XIII в. город становится стольным городом Московского княжества… Важность географического положения Москвы, возникшей у трех главных путей, наличие реки, связавшей местность с регионом, и активный приток народа с конца XIII в. предопределили то, что Московия становится «этнографическим центром Великороссии». И здесь свою роль сыграли реки, которые, по словам Л. Мечникова, являются основной причиной зарождения и развития цивилизации, «выражением живого синтеза, всей совокупности физико-географических условий: и климата, и почвы, и рельефа земной поверхности, и геологического строения.». Увы, автор не нашел в своем труде места великим русским рекам, как не находят сегодня места и великому русскому народу иные «интерпретаторы» современной культуры и истории прозападного толка.