Русь-XXI. Повесть о ненастоящем человеке
Шрифт:
— Какую?
— Лучшие к лучшим, худшие к худшим. Независимо от того, как и кем было собрано звено, зачастую получается так, что работает принцип «два сапога пара». Чем лучше вы станете как боец — тем лучше будут ваши товарищи по звену. Лучшие джаггеры обладают приоритетом в праве выбора своих дредов, и они, что естественно, выбирают себе лучших.
— Резонно…
***
За два дня я узнал много нового о дредноутах как таковых и даже в одном походил немного. Эдакий шагающий танк, который «несет себя
Вечерами я читал учебники, кое-как подтянул устав и прочую фигню, а также базовые вещи. Спасает меня то, что первый семестр — «силовой», он направлен на очень жесткую физподготовку с целью на ранней стадии выявить слабых, которые не сдюжат, и сильных, которых можно готовить по усиленной программе. То есть, тут у меня все в порядке. Собственно теории же дают мало, и потому я легко догоню свой курс.
Наконец, вечером третьего дня меня официально зачислили в группу номер один-семь, а утром четвертого я был официально «представлен» отряду.
Плац, построение, «смирно», «вольно»… Меня мучает дежавю. Будто все это со мной происходит не в первый раз.
В группе двадцать четыре человека — это четыре полных отделения по шесть. В недалеком будущем в группе появятся еще четыре джаггера — это если все пойдет как запланировано.
Что мне сразу показалось странным — так это девушки, причем аж три.
После построения мы поперлись сразу на марш-бросок, а потом на тренажерную площадку. Я, помня о том, что лучшие к лучшим, скромничать не стал, первым пробежал кросс и первым выполнил норматив на тренажерах.
А потом нас снова погнали на марш-бросок, причем долгий.
Я примерно уловил расклад: группа пока средняя, но в ней половина — это люди за двадцать, которые перевелись в академию из других учебок. Вторая половина — курсанты без военного прошлого, они сразу прошли вступительный отбор, и это парни лет по восемнадцать-девятнадцать. Я же выгляжу как те, которые старше, но что у меня нет военной выправки, инструкторы заметили сразу.
А потом был душ — все кабинки в душевой раздельные — и обед.
И вот за обедом я уже смог перезнакомиться с остальными и кое-что себе уяснить заодно.
Вопреки моим ожиданиям, что джаггеры это дворяне, а дредноутами становятся простолюдины, оказалось, что курсантов благородного происхождения почти половина.
Ситуацию мне объяснил мой сосед за столом, Виктор.
— Ну смотри. Вот ты родился в хорошей семье с традициями и богатым прошлым, получил определенное воспитание — но тут незадача, у тебя магический дар такой, что только свечку зажигать. Как ни старались ты и твои родители — все впустую, рудиментарный дар, который нельзя развить. Или вовсе господь пожадничал. А ты хотел бы родине послужить, да место достойное в жизни занять, и в остальном ты очень так ничего себе человек, задних не пасешь и не из робкого десятка. И куда тебе податься? Если светлая голова — можно в офицерку, но то лотерея. Можно ведь карьеру и не сделать. Да и кто такой нынче пехотный офицер или танкист? Но если качества позволяют
— Хм… Ты так это расписал, словно это прям твоя биография…
— Это и есть моя биография, — вздохнул Виктор. — Папа — четвертый уровень, мама — пятый. А у меня единичка с минусом, я могу запитать максимум фонарик, но никак не джаггернаутский доспех. И что делать в таком случае человеку, который с детства мечтал быть героем? Протирать штаны в танке или в штабе? Я предпочел сюда.
Заодно я как бы невзначай попытался полюбезничать с девушками — из них две некрасивые, причем обе спортсменки, что характерно. Оказалось — обе из бойцовских видов спорта, и обе так примерно по двадцать четыре года или все двадцать пять.
— А, так мы с вами одного поля ягоды, — хохотнул я, — я как бы тоже того… На арене дрался. Только подпольной. А чего вы спорт на военку променяли?
Девушкам явно польстило, что к ним деликатно подкатывает или пытается подкатывать новенький, самый сильный парень из отряда, да еще и собой он ничего так, потому обе довольно ответили довольно откровенно. Причем ответ у них был один и тот же на двоих: потому что в двадцать пять в спорте ловить уже особо нечего, если до этого не удалось ничего впечатляющего наловить, а особенно это касается женского спорта.
— Тут понимаешь какое дело, — сказала одна, назвавшаяся Илоной. — Женские боевые искусства — штука не настолько же популярная, как мужские. И тут мало хорошо драться — надо еще и смазливое личико иметь.
— Типа, рекламные контракты и все такое достаются более красивой, а не той, которая победила?
— Вот-вот… А ты откуда знаешь?
— Моя бывшая тоже нашего поля ягодка.
И тут отозвалась третья, намного более симпатичная, но которая мне почему-то сразу не понравилась.
— А ты-то сам как тут оказался? Я слыхала, в подпольных боях бойцы могут делать хорошие деньги — как победители, так и проигравшие, если хорошо дрались.
И взгляд у нее… оценивающий. Но не такой, каким девушки на парней смотрят, а какой-то другой. Словно патрицианка к рабу на рынке присматривается.
Хотя что это я… Может, мне просто показалось. Отвечу дружелюбно, мне не нужны недруги с первого же дня.
— Ну да, это правда. Пока я дрался на арене — горя не знал. Но с некоторых пор я там больше выступать не могу.
— А чего ж так?
— Просто я там всех победил и со мной больше никто не хотел драться. А жить-то на что-то надо.
Она отхлебнула из кружки и обронила, причем довольно пренебрежительно:
— Да ладно? Вот так прям всех? Ну так ты должен был в процессе долгой серии победных боев дохрена денег срубить, в каждом следующем бою больше, чем в предыдущем. И то, не бывает такого, что с самым крутым никто не хочет драться. Всегда находятся претенденты, желающие сразиться с сильнейшим и всегда публика с радостью поглядит, как их кумир подметает арену очередным дурачком. А вот когда людей действительно выпирают с арены вон — это когда они начинают своих противников калечить.