Русь. Том I
Шрифт:
Федюков достал платок и помахал им. Стоявшая на балконе женщина с завязанной щекой ничем не ответила на это приветствие и скрылась.
XVIII
Усадьба Федюкова стояла среди голого поля, подставляя свои бока всем четырем ветрам. В летний зной некуда было укрыться от солнца, которое немилосердно палило, зимой нельзя было пробраться через сугробы.
Это было тем более странно, что невдалеке была тенистая березовая роща и старый заросший пруд с торчавшими посредине почерневшими сваями. По объяснению самого Федюкова, он нарочно построил усадьбу не около старинного пруда и рощи, а среди голого
Дом был выстроен с широким размахом, из хорошего соснового леса, с просторными террасами на юг и на север. В нем было почти все окончено, только у парадного крыльца не было сделано соответствующего схода со львами, как задумано было Федюковым. Львов как-то не собрались выточить, и поэтому временно были положены две доски с прибитыми к ним планками, вроде того, как делается в строящихся домах и церквах, чтобы было по чему всходить каменщикам, таскающим кирпич, и чтобы ноги не ехали назад.
Да на вышке не было еще вставлено стекол, и ветер гулял и свистел там, как на колокольне. Так что, вместо приятного удовольствия от обозрения горизонта по вечерам, кухарка распорядилась вешать туда белье после стирки, да еще сюда же кто-то ухитрился определить выброшенные лукошки с хлопьями, в которых гусыни выводили гусенят.
По двору было разбросано много каких-то причудливых строений: высоких, с большими окнами, низких, плоских с маленькими полукруглыми окошечками, посаженными очень высоко, как делается в беговых конюшнях. Торчало несколько труб, похожих на фабричные. Все эти строения были расположены на большом друг от друга расстоянии. Все они должны были соединиться друг с другом аллеями, но не соединились.
— Вот размахнулся было как, — сказал Федюков, вылезая в своем длинном пыльнике из коляски и широко размахнув по двору рукой. — Сколько было силы и молодой энергии, когда начиналось все это! Это у меня тут масляный завод… будет, — прибавил он, увидев недоумевающий взгляд собеседника, — там конюшня, а тут пруд… тоже будет. А это — аллея к выезду была. Черт их знает, половина липок отчего-то засохла, а половину мужики подергали, от собак отгоняться. Но все это чушь, — сказал он вдруг со скучающим видом. — Допустим, все это я докончу, масляный завод оборудую лучше, чем у чухонцев, львов выточу, аллеи будут… А для чего? Что же дальше? И потом, это значит еще крепче привязать себя к месту, оставить раз навсегда какую-то великую надежду. Ну, пойдемте в дом, жена, наверное, с самоваром ждет. Вот наговоримся с вами.
Но, когда приятели вошли в дом, оказалось, что жена не ждала с самоваром. Очевидно, гости, привозимые Федюковым, были здесь не редкость, и их встречали без распростертых объятий.
В большой, неуютной столовой с голыми стенами из сосновых бревен стоял посредине стол с разложенными выкройками, мотком ниток и брошенными ножницами. Вокруг расположились стулья с точеными дубовыми спинками. У двух из них были сломаны ножки, и они, выбыв из строя, стояли около печки, склонившись друг к другу для взаимной поддержки.
На полу был сор, окурки, сметенные с подоконников, брошенный посредине пола веник, и валялась тряпичная кукла с выдернутой ногой.
Хозяин куда-то ушел, и Митенька Воейков остался ждать, осматриваясь в этой пустой комнате. Он слышал, как Федюков что-то преувеличенно оживленно рассказывал в соседней комнате. И, судя по его оживлению и упорному молчанию другой стороны, было видно, что ему мало верили. Тем более что
«Да что же он, забыл, что ли, про меня, — подумал Митенька. — И зачем поехал к нему, неизвестно. Поехал бы к Ирине, сидел бы около нее сейчас. Каждый раз оказываются у меня на пути внешние препятствия». Потом он слышал, как Федюков с кем-то говорил в кухне и смеялся так благодушно и не спеша, как будто у него никакого гостя и не было. Потом он появился в дверях, и одно мгновение у него был такой взгляд, как будто он удивлялся, кого это еще нелегкая к нему принесла. Но, сейчас же плюнув, крикнул, повернувшись в дверь:
— Да, самовар поставьте!.. черт, забыл совсем. Поскорее поворачивайтесь, — прибавил он таким тоном, каким говорят, когда знают, что десяток слуг бросятся исполнять приказание. — Сейчас самоварчик подадут, вот тут уж мы с вами поговорим.
Но вид у него был несколько сконфуженный и как бы связанный.
— Хорошо бы на вышке поговорить, там никто бы не помешал, но что за негодный народ: лукошек туда каких-то натащили с курами.
Дорожного разговора он не возобновлял, все куда-то вскакивал, а когда садился около гостя в кресло, вытянув ноги, то начинал рассматривать свои ногти с таким видом, как будто гость ему уже нестерпимо надоел своим торчанием и он не может даже придумать, чем его занимать и о чем говорить.
— Нет, на вышке было бы лучше, — сказал Федюков через некоторое время.
Но когда Митенька говорил, что он поедет, Федюков махал на него руками, чтобы он и не думал уезжать без чаю.
Тогда Митенька садился опять, тем более что ему, как на грех, хотелось пить.
— Черт ее знает, надоел этот беспорядок, — сказал Федюков, оглянувшись по комнате и с озлоблением поддав ногой куклу. — Только и успокаивает мысль, что все это временно. И потом жить с человеком низшей ступени, которого не любишь… ужасно тяжело. Да! Анна Федоровна нездорова и не может сейчас выйти. Просит извинить. Жить с человеком, который тебя не понимает, — ужасно. А тут еще эта история с нянькой. Вообще все скверно на этой сквернейшей из планет, — сказал он, попробовав улыбнуться, но сейчас же опять задумался.
Дмитрий Ильич, видя, что самовара нет, разговора тоже никакого нет, решил попробовать уехать. И когда он встал, готовый побороть все уговоры хозяина остаться, Федюков тоже встал, рассеянно пожал гостю руку и с унылым видом, поглаживая ладонью голову, пошел проводить его до передней. Как будто они уже наговорились, никакого чаю не ждали или уже напились.
— Ну, что, дело с продажей имения идет? — спросил уныло Федюков, помогая гостю одеться.
— Да, Валентин ищет сейчас покупателя, хлопочет, чтобы поскорее уехать. А на днях поедем к Владимиру, он наверное купит.
— Ох, мать моя! — вскрикнул Федюков, ударив себя ладонью по лбу. — Жена сказала, что он перед нашим приездом заезжал сюда, искал вас. Она немножко недовольна им, он заговорился с ней и выпил весь портвейн и мадеру, купленные к именинам.
— Значит, нашел покупателя, — сказал тревожно Митенька, не слушая замечания о портвейне. — Ну, в таком случае я лечу.
— Ох, счастливец… — сказал грустно Федюков, провожая гостя. И прибавил: — Через неделю третье заседание Общества, приезжайте.
Дмитрий Ильич сел в экипаж и, заставив себя улыбнуться, оглянулся с прощальным приветом на хозяина.