Русь. Том I
Шрифт:
Владимир, чтобы скорее перейти к более существенному, подошел осторожно к Валентину, сидевшему в кресле между схватившимися — профессором и Авениром, — и тихонько спросил его:
— Суть дела-то будет? А то, брат, я этой чертовщины не понимаю.
— Будет, — сказал Валентин, закинув через спинку кресла голову и посмотрев на Владимира. — Только много нельзя, потому что неудобно перед профессором.
Владимир озадаченно оглянулся на профессора.
— Ничего… А где? Здесь или на природе? Пожалуйста, давай на природе. Ночь, брат, нынче будет, какой на твоем Урале никогда,
— Полнолуние! Это хорошо, — сказал Валентин. — Может быть, это и Петруше понравится?
— Тогда бы я сейчас пошел, разыскал подходящее местечко, — шепнул Владимир. — Тут надо, брат, как следует, а то видим тебя в последний раз. Кое-как не годится. — И он скрылся.
В это время как раз подъехал запоздавший Дмитрий Ильич. Раздеваясь в передней, куда Валентин с предупредительностью хозяина вышел к нему навстречу, Дмитрий Ильич что-то тревожно спрашивал у него, потом, как бы получив желательный для него ответ, вошел вместе с Валентином в гостиную. Причем у него был такой радостно-возбужденный вид, что все даже спросили, в чем дело. Но Валентин, переглянувшись с Митенькой, сказал, что это секрет, который будет объявлен некоторое время спустя.
Очевидно, готовилась открыться какая-то неожиданность.
А минут через пять в комнату шумно влетел Владимир и крикнул Валентину, что он нашел!
И когда для всех разъяснился истинный смысл этого восклицания, то было решено, что в доме выпьют только по стакану чаю и сейчас же предпримут все к переноске подлежащих предметов в отысканное Владимиром местечко.
Так и сделали.
Владимир, почувствовавший под ногами более твердую почву, чем сомнительные философские разговоры, сейчас же вступил в контакт с горничной в фартучке с бантиком и с другой, одетой менее щегольски — без бантика, и скрылся с ними куда-то.
Через минуту они уже тащили в балконную дверь ковер и корзину со звякавшей в ней посудой. Очевидно, дело не обходилось и без того, чтобы в горячей работе не подтолкнуть одну из них в бок и не обнять другую, так как все время с их стороны доносились какие-то восклицания, похожие на те, когда человека, у которого заняты руки, неожиданно толкнут под бок или в какое другое место, боящееся щекотки.
И когда все было готово, Андрея Аполлоновича закутали пледами, дали ему в руки складной стульчик и отправились на отысканное Владимиром местечко.
Видно было, что Владимир уже набил себе руку в отыскании подобных местечек. Ужин был приготовлен около ельника, шагах в пятидесяти от дома и недалеко от разрушенной церкви, на высокой сухой площадке.
Полная луна, высоко стоявшая посредине неба, освещала в упор эту площадку, и было так светло, что от сидевших людей на траву падали черные тени.
Прямо перед глазами бугор от площадки спускался зеленым откосом в лощину, за которой в туманном сумраке виднелось море вершин леса с остроконечными зубчатыми кучками елей. А направо, вдоль по лощине, все терялось в мглистом серебрившемся сумраке, и едва вырисовывались далекий берег реки и бесконечные луга, где иногда мелькал и потухал далекий бледный огонек.
Все расселись: кто
А когда оказалось, что со стульчиком случилась какая-то неприятность и он не раскладывался, несмотря на очередные усилия Авенира, Владимира и Валентина, — тогда попросили Петрушу. В руках Петруши вообще все вещи приобретали мягкость воска или хрупкость фарфора, в зависимости от их состава.
И действительно, у него стульчик сразу раскрылся, только внутри его что-то слабо треснуло.
— Пружинка какая-то отскочила, — сказал Петруша, отдавая раскрытый стульчик и что-то ища в траве под ногами. Но, не найдя, отошел на свое место, бывшее, как всегда, несколько в стороне.
Александр Павлович, любивший в качестве слушателя всякий спор, подсел к Авениру и профессору, продолжавшим развивать свою тему, и, приятно улыбаясь на разговор, подергивал свои свисшие книзу усы, подмаргивал глазом и любезно поддакивал, без дальних разговоров соглашаясь с тем из собеседников, который обращался к нему за подтверждением своей мысли.
И, хотя ему приходилось подтверждать самые противоположные мнения, его улыбка от этого не становилась нисколько менее приятной, и каждый спорщик не мог мысленно не отметить, какой это приятный человек, в котором без ошибки всегда можно найти поддержку.
Александру Павловичу, понимавшему толк только в собаках, пороше да в хорошей закусочке после охоты, было и не важно, о чем они спорят. Важно было то, что собрались хорошие, умные люди и — говорят. И с ними было бы просто грешно в чем-нибудь не согласиться, раз это может доставить им удовольствие.
Митенька Воейков поместился на ковре рядом с хозяйкой. У него было такое настроение, какого, ему казалось, у него никогда не было.
Перед глазами еще живо стоял образ Ирины и взгляд, которым она посмотрела на него и который неожиданно сказал ему всё… И вот теперь вокруг были милые люди, волшебная лунная ночь, светлая, как день, с неясными сливающимися в матовом серебре далями, а в душе беспокойно-радостное ощущение пережитого момента открывшейся любви к нему чудесной девушки.
В нем были такое счастье и полнота, что он не знал, куда излить ее.
— Итак… — сказал Валентин, поднимая налитый стакан вина, — последний день, друзья, я сижу с вами среди этой природы. Через несколько дней передо мной будет другая природа — дикая, первобытная, которой, к счастью, еще не коснулась рука человека. Меня влечет к неизвестным берегам. Все неизвестное и неиспытанное имеет надо мной непреодолимую власть. Быть может, неумолимое время или какой-нибудь неожиданный ураган человеческой жизни, разрывая старые пределы, сотрет все это с лица земли, уничтожит эти леса и усадьбы, — все-таки тот факт, что мы сидели здесь в эту лунную ночь с поднятыми бокалами вина, — этот факт останется вечно. Прошедшее имеет то преимущество перед будущим, что оно бесспорно и незыблемо. Выпьем!