Русалия
Шрифт:
– Так ведь их даже называть их же собственным именем и то под запретом? – прибавил Аваз.
Однако особенная склонность Ахсара прекословить при всяком удобном случае и в этот раз потребовала от него слова:
– А вот, может быть, зря мы так вот… с подозрением к Саулу. Пусть он на наш взгляд всякими позорными способами деньгу зарабатывает, так ведь у него уже четверо детей. А у нас по одному. Баглиз, вон, еще и не женат. Может, он к нам сюда с любовью пришел, может, он ждал, что здесь его, как своего, с открытой душой примут. А мы как-то… будто и лишнее слово при нем сказать боялись. Так откуда же между нами дружбе
На некоторое время молчанка овладела людьми, сидящими вкруг потухающего очага, - каждый обдумывал только что прозвучавшие слова своего товарища. Первым тронул сумрачную тишину хижины голос старшего из хазар-братьев – Аваза. Он отхлебнул из своей плошки вина, вздохнул и сказал так:
– Разве кто-то против того, чтобы вокруг нас расцветало всеобщее братство и расцветала всеобщая любовь? Да ведь мы так… или почти так и живем между собой. Бывает поссорится гуз с армянином, повздорят хазарин с русом, случается, что и бока один другому обломают… Но нет второго народа-кровопийцы, который бы вовсе не имел своих пахарей, своих рыбаков, своих воинов, а жил бы одним паразитством…
– Ну, может, Саул и не выращивает дыни на бахче, - не утерпел Ахсар, - но какой уж такой он паразит? Голодранец, как и мы.
К этому разговору здесь, должно быть, неоднократно возвращались. Оттого говорившим иногда оказывалось достаточно нескольких слов, чтобы быть понятыми. Но какие-то струны беседы слишком больно обжигали сердца, во всяком случае трепетное гуззское сердце Баглиза:
– Таких, как Саул те из них, кто позажиточнее, называют «сухими сучьями». Относятся к ним с большим презрением и употребляют разве что на растопку, - бунт зажечь или, если война случится, так «сучьями» теми прикрыться. Кому это понравится? Часть из их бедноты, говорят, в пику своей знати выдумали поклоняться нищему еврею, вроде как новому еврейскому Богу. От них и пошли подъевреи – христопоклонники.
– Среди алан много христиан. Но они не евреи.
– Хорошо, хорошо. Кто из евреев беднее, кто богаче, а народ один, одно тело, - лишь только прижгут пятку или уколют палец, как начинает визжать голова. И обиды забываются прежние, и распри утихают перед страхом возмездия. Оттого тот, кто хочет сбросить их иго, - борется и с теми, и с другими, кого достать удастся.
Ахсар фыркнул:
– Ну так это будут одни «сухие сучья». До тех, кто во дворцах Острова живет, поди, не дотянешься.
– Да, это непросто. Но сами охранять свои гнезда они ведь не могут. Они только способны силами одного народа труды другого оплачивать. Признайся, Ахсар, трудно себе представить их сородича с копьем в руках. Если, конечно, не слушать сказки, которые они сами о себе рассказывают, а верить своему опыту, собственному. А ведь кроме наемной охраны им приходится сталкиваться с людьми всяких посольств, садовниками, строителями, и многими другими, кто не перестает работать на свое порабощение и порабощение своих народов. Все они дети иных племен, и, как знать, возможно, в один прекрасный день осознают… Но если бы причиной всему был только джинс - те захребетники, чьи дома выстланы парчой, вышитой золотом! Это давно поняли и в Самандаре, и в Баланджаре, - и ты слышал, и ты, и ты: там их дом учения развалили, здесь их караван-сарай сожгли. А из Таргу слухи доходят… Слышали, да? Как ни зверствовали там ими нанятые надсмотрщики, сколько ни набавляли им
– Это еще вопрос из-за чего они оттуда выбежали, - сказал Ахсар.
Тут же отозвался и Уюр:
– Что им делать в таком захолустье, как Таргу, если есть Итиль или, там, Баланджар?
– Какая разница? Пусть так, - не стал спорить Баглиз. – Мы хотели обмозговать, что возможно им противопоставить…
– Резать, отобрать, что они у нас наворовали, а их заставить работать! – выпалил Ахсар.
– Я предлагаю собрать много, как можно больше людей, - не спеша, чтобы придать своим словам весомости, заговорил Аваз, - поднять всю бедноту, привести ее… Под стены дворца нам прийти не удастся, на Остров не перебраться, - так пойдем с толпой к самой большой синагоге и будем требовать равного закона для иудеев и для всех остальных народов, что живут в Хазарии…
Раздался негромкий смешок – это Баглиз не смог удержаться.
– Аваз, ты просто как ребенок, - густой завесой ресниц учтиво прикрыл он сверкавшие смехом глаза, - да неужели думаешь, они слушать тебя станут? А хоть и выслушают, так вот, как ты задумал, и поступят? Не для того они подминали под себя власть, и закон, и торговлю, чтобы все, что отобрали и выманили вот так вот и отдать. Искоренить их засилье может… разве что народная война. Внутренняя война. Вот вроде и правильно Ахсар говорит, что нечего даром слова тратить. Да и людей. Они ведь так твои бунты не оставят, - расправы начнутся над всеми недовольными. Прав Ахсар, только сила победит силу. Но если все это начинать не ради свободы от иудейских ценностей, а как раз ради обладания ими, так разве ж что при том переменится? Так в помойной яме и останешься.
– Разве хлеб – это помойная яма? Разве крупа – это помойная яма?! – вознегодовал Ахсар.
– Хлеб тебе твой Бог всегда даст, - уже возвышал голос Баглиз. – Но дом в парче – это помойная яма. Стремление иудейского нутра владеть сразу всем – это самая вонючая помойная яма…
Разговор становился все более горячим. Уже спорщики, а не просто собеседники не замечали, что иной раз говорят слишком громко, иной раз слишком откровенно, забывая о прежней сдержанности, которой они зачем-то поначалу следовали.
– Надо сжечь хотя бы одну синагогу, чтобы люди сразу поняли против кого идет война…
– Не надо ставить лошадь впереди арбы! Тому, кто добровольно согласился стать их рабом, все равно в какой грязи жить, лишь бы в тишине. Он, если что-то узнает о тебе, еще и первым прибежит к своим хозяевам, и донесет, не задумываясь, поскольку знает, что за это ему дадут мешок ячменя. Не надо ничего показывать. Надо работать с усердием – уничтожать их поголовье, не требуя никаких славословий от развращенной ими толпы…
– Но тогда все будут думать, что это случайность. Что это обычный разбой…
– И пусть думают. Пусть думают все, что доступно их рабьим мозгам! Лишь бы уменьшалось это паразитское поголовье. И тогда не нужно будет жечь синагоги и дома их ученья, - они сами опустеют и разрушатся.
– Неужели это возможно?! В их руках все: деньги, секретные службы, осведомители отовсюду, закованные в железо усмирители с саблями. Мне кажется так их нельзя победить. Нужно идти с большой толпой под стены синагоги и требовать…